Бой затягивался, а когда на помощь фламандским рыцарям подошли подкрепления из второй и третьей линий построения, то счастье явно стало поворачиваться к воинам графа Фландрского. Французы были оттеснены и прижаты к реке.
– Клянусь Богом! Герцог Бургундский в опасности! – вскричал король. – Мишель, скачи к сиру де Кюсси и передай ему, чтобы он со своими танкервильцами поспешил на помощь герцогу.
Исполняя королевский приказ, оруженосец поскакал во весь опор к де Кюсси, который со своим отрядом находился в резерве.
– Клянусь небом! – вскричал Филипп, спустя несколько минут, обращаясь к Гереню. – Герцог разбит. Я больше не вижу его знамени! Этот де Кюсси и не думает спешить. Клянусь Святым Денисом, неприятель обойдет наш фланг! Рыцарь либо глуп, либо трус, либо изменник. Ступай, Герень, ступай и скажи ему, чтобы он сражался, если дорожит своей честью.
Но король, хоть и находился на холме в центре сражения, не мог видеть того, что заметил де Кюсси. Как раз в это время резервный отряд союзнических войск перебазировался на другой фланг и начал медленно продвигаться в тыл фламандцев. Если бы де Кюсси ударил раньше, то он, раскрыв свой резерв, поставил бы его сразу же под ответный удар передвигавшегося отряда и тем самым подверг бы опасности окружения весь правый фланг. Итак, несмотря на критическое положение войск герцога Бургундского, он дождался, когда отряд противника полностью окажется в тылу фламандцев, и только тогда нанес удар. Предводительствуя своим отрядом, он опрокинул фламандцев, которые, в свою очередь отступая, вклинились в ряды резервного отряда императорской армии и расстроили его ряды.
Французские рыцари, рассеянные во время сражения, воспользовались моментом и вновь соединились вокруг своих вождей: герцогов Бургундского и Шампаньского.
– Браво, де Кюсси! – воскликнул Филипп, которому только теперь стал понятен смысл маневра сира Гюи. – Браво! – снова воскликнул Филипп. – Ты храбрый рыцарь и отличный стратег! Посмотрите, как все уступают ему! А вот и герцог Бургундский. Я его вижу. Он стоит около своего развевающегося знамени. Но что это за отряд приближается к месту сражения? Пыль препятствует мне рассмотреть знамена.
– Государь, – ответил де Барре, – это ополчение из городов Компвень и Абвиль. Они только что подошли и, желая немедленно принять участие в сражении, напали на саксонцев, которые сомкнутым строем пытались атаковать наш: центр.
В то время как он это говорил, городские ополченцы, желая отличиться в глазах короля, который даровал городам многочисленные свободы, прорвали первые ряды неприятеля и врезались в плотный строй немецкой пехоты. Однако те легко отразили натиск небольшого отряда и вскоре оттеснили горожан к подножию холма, на котором расположился Филипп.
Рыцари и солдаты, окружавшие короля, увидев близкую опасность, устремились на саксонскую пехоту и длинными мечами изрядно опустошили ее ряды. Однако на помощь пехоте подоспели немецкие рыцари, и сражение закипело как вокруг холма, так и на нем. Филипп продолжал оставаться на вершине холма вместе с графом де Монтиньи, державшим знамя, и Евгением де Лонгшаном, не пожелавшим покинуть своего короля. Филипп, казалось, не обращал внимания, что сражение кипело уже буквально вокруг него.
– Из любви к Богу, поберегитесь, государь! – проговорил Лонгшан. – Если вас ранят, все погибло.
– Поберечься! – воскликнул Филипп. – Сейчас? Нет, сир, и еще раз нет! – И увидев трех или четырех немецких рыцарей и нескольких пехотинцев, приготовившихся к атаке, он опустил забрало своего шлема и, вынув меч, прибавил: – Мы прежде отправляли свою должность по-королевски, теперь должны отправлять ее по-рыцарски.
– Я также последую вашему примеру, – сказал де Лонгшан и, взяв копье наперевес, поскакал к немецкому рыцарю и с такой силой нанес удар копьем, что пронзил того насквозь. В этот момент другой еще не принявший участия в этом мини-сражении рыцарь нанес мечом удар в грудь лошади Лонгшана. Животное упало и увлекло седока за собой. Сойдя с лошади, немецкий рыцарь оперся коленом на грудь Евгения де Лонгшана.
– Монжу и Сен-Дени, помоги! – испустил клич Филипп, увидя поверженного Лонгшана, и поспешил ему на помощь. Но было поздно. Немецкий рыцарь успел снять шлем с Евгения, потерявшего сознание от падения, и воткнул ему в горло кинжал. Встать он уже не успел. Пылая местью, король, не успевший помочь своему товарищу по оружию, с такой силой нанес удар по склоненной над Евгением голове рыцаря, что шлем того не выдержал, и меч короля, перерубив шею, полностью отделил голову от тела.
Подоспевшая немецкая пехота, вооруженная короткими пиками, окружила короля со всех сторон. Рядом с Филиппом остался только один рыцарь де Монтаньи, державший королевское знамя. Вокруг себя они видели только лица саксонских копейщиков, постепенно сжимавших круг и с жадностью смотревших на золотую корону на шлеме монарха.
Однако Филипп сражался с отчаянной храбростью, врываясь в ряды солдат и нанося удары, заставлявшие их несколько раз отступать.
Монтаньи также показывал чудеса храбрости. В левой руке он держал знамя, которое то опускал, то поднимал, давая знать тем, кто это видел, что король находится в опасности. Правая рука, вооруженная длинным мечом, сеяла опустошение в рядах неприятеля.
Однако тщетно король и его знаменосец показывали чудеса храбрости, каждым ударом меча убивая своих противников. На месте павших солдат появлялись новые, и круг, в котором сражались рыцари, смыкался все теснее.
Многие саксонские рыцари, увидев королевское знамя, поспешили на холм, горя желанием захватить его.
В одно из мгновений солдат, оказавшийся за спиной короля, нанес удар и тяжело ранил лошадь. Филипп почувствовал, как зашатался под ним конь, и в следующую секунду они оба оказались на земле.
Несколько рук с кинжалами одновременно пытались пробить доспехи, стараясь добраться до заключенного в них уязвимого человеческого тела. Казалось, только воспоминание об Агнессе и краткая молитва оставались Филиппу, когда внезапный крик «Оверн! Оверн!» раздался в его ушах и возвратил к жизни, с которой он уже простился. Склонив голову к луке седла, получая тысячи ударов, но не останавливаясь для их отражения, в совершенно разбитом вооружении, на лошади, покрытой кровью и пеной, Тибольд Овернский продрался сквозь толпу неприятелей и соскочил с лошади возле упавшего короля, и его знамени. Несколько солдат с кинжалами, искавшие щель в броне, защищавшей Филиппа, пали мертвыми. Остальные отступили, но поняв, что перед ними всего лишь один человек, бросились злобной стаей на него. Однако длинный меч графа Овернского разил всех, пытавшихся приблизиться к нему или Филиппу. Немало смельчаков заплатили жизнью за такую попытку. Видя, что к воину не подступиться без риска потерять голову, пехотинцы отошли, но их заменили прискакавшие рыцари. Бой разгорелся с новой
