– Ты выглядишь ужасно, – сказал он.
– Мне нужно помыться, – ответила я.
– Прими душ, – сказал он.
Я кивнула и побрела в спальню. Но вошла в совсем другой мир. Первым делом меня поразил запах – невозможно нежный, самый роскошный запах в мире, невыразимый словами запах любви, но мое сознание зафиксировало то, что я увидела. Комната сверкала белизной и чистотой, как келья монахини в испанском монастыре. Эд переклеил обои, сменил мебель, повесил новые шторы, а потом я взглянула вниз, и запах и ощущение любви слились вместе: пол, кровать, все поверхности были на несколько дюймов покрыты розовыми лепестками. Я брала их в пригоршни, ходила по ним, а потом погрузилась в них, опустившись на кровать. И закрыла глаза.
Эд сказал, что вошел через несколько минут, собираясь изнасиловать меня среди лепестков, но увидел, что я крепко сплю.
Я проспала целый час, а когда проснулась, мы поговорили и объяснились. Оказывается, Эд позвонил Делле, чтобы узнать у нее мой номер в Нью-Йорке, и она дала ему прикурить – дескать, ты должен быть счастлив, что у нее такая непыльная работенка триста шестьдесят дней в году, и с твоей стороны просто свинство, если ты выходишь из себя из-за оставшихся пяти – так что он выместил все свои чувства, сдирая и сжигая обои с дурной кармой, и проснулся на рассвете, чтобы привезти лепестки с цветочного рынка в Ковент-Гарден. А когда мы поели и раз пять занялись в розовом будуаре любовью, Эд попросил меня выйти за него замуж, и я сказала «да».
Через три дня лепестки провоняли и сгнили, и нам пришлось от них избавиться. Когда мы сгребали их в мусорные мешки, я сказала:
– Так что насчет брака?
Эд ответил:
– Ты не можешь передумать, ты уже носишь кольцо. – (Прелестный сапфировый перстенек, принадлежавший его маме.)
– Я не передумала, – сказала я. – Но когда ты выдвинул ультиматум насчет долговременных отношений, ты ничего не говорил про брак.
– Мне нужна семья, – сказал он.
– Довольно четко, – ответила я и на этом закончила.
Видите ли, Эд действительно любил своих родителей. И ему их очень недоставало.
Глава одиннадцатая
В субботу я осталась не у дел. Считалось, что Мак в городе, потому-то Дел и организовала мой девичник за две недели до свадьбы. Но теперь Мак не приезжал – поскольку уже приехал, – Эд отправился в Кумберленд взглянуть на какой-то сад, который был открыт всего лишь раз в год, а я сходила одна на дневной сеанс в кино и потом в сгущающейся темноте вернулась домой.
Я шла мимо особняков и в одном ряду освещенных окон увидела, как девочки, готовясь к выходу, толкутся у зеркала—волосы зачесать наверх, нет, вниз, твой топик, мой топик, эти туфли, те туфли, можно взять твои румяна? О боже, ностальгия – так наряжаться, чтобы надраться сидра на верхнем этаже автобуса! Кем я прикидываюсь сегодня?
Я сделала небольшой крюк, чтобы пройти мимо дома Дел: меня изумило, что у нее в окнах горел свет, а шторы были опущены. Изумило, потому что, в конце концов, это был субботний вечер.
Даже когда я тусовалась по ночам, это всегда оказывался четверг, или воскресенье, или еще какой- нибудь неподходящий день. По-моему, субботний вечер – это один из городских мифов: да, конечно, по улицам шляется немало иногородних, но лично я считаю, что подавляющее большинство лондонцев тихо- мирно сидит за опущенными шторами, фантазируя, что все остальные отправились куда-то веселиться, поскольку сегодня субботний вечер.
Но Дел к вышеперечисленным не относится. Когда дело доходит до того, чтобы оттянуться, субботний вечер для нее ничуть не хуже любого другого. Я позвонила в дверь. Никто не откликнулся. Но свет определенно горел. Я снова позвонила. Никакого ответа. Меня заело. Я достала мобильник и набрала номер. Примерно через сотню звонков она взяла наконец трубку.
– Что? – услышала я.
– Я стою у твоей двери.
– А я на крыше, – сказала она.
– Черт возьми, что ты там делаешь?
У Дел квартира с выходом на крышу, и она пытается выдать кусок крыши за сад, для чего посадила между труб несколько базиликов, которые продаются в супермаркете. Но она не вылезает туда даже в солнечную погоду, а нынче вечер выдался холодноватый.
– Раздумываю, не прыгнуть ли вниз.
– Не делай этого, – сказала я. – Брось мне ключ, я поднимусь и успокою тебя.
Через какое-то время ее голова появилась прямо над ограждением, а еще мгновение спустя к моим ногам упала большая связка ключей, прикрепленных к одной из тех роскошных упаковок из-под презервативов, что были в моде в восьмидесятые годы.
Когда я поднялась, ее лицо показалось мне несколько красным.
– Морковная косметическая маска сдирает кожу, – прокомментировала я.
– Ха-ха, – ответила она, но без обычной своей едкости и запрыгнула на невысокую стенку, отделявшую ее крышу от следующей. Она смотрелась там несколько рискованно, но перед ней, по крайней мере, открывался великолепный вид – заходящее солнце.
– В чем дело? – спросила я.
– Я провожу вечер дома, – ответила она, как могла бы сказать Линда Маккартни: я ем бифштекс с жареной картошкой.[34]
Я фыркнула.
– Почему ты не проводишь его, как все остальные, на диване?
Я присела на ненадежную черепицу и огляделась. Вокруг было множество труб, очень в духе старого Лондона, действительно иной мир. Я ожидала, что вот-вот откуда-нибудь выскочит Дик Ван-Дайк[35] и пройдется колесом в воздухе, не касаясь земли руками, как они это делают в мюзиклах.
– Флора все-таки приедет на свадьбу, – проговорила я, чтобы что-то сказать. Я знала, что не стоит Дел ни о чем спрашивать, – она все равно не скажет. Не любит признавать чью-либо человечность.
Я сказала Дел, что Флора позвонила и сообщила, что ее встреча с невестой – любительницей фэншуй прошла не лучшим образом и ей кажется, что ее вряд ли наймут, так что в среду, как и предполагалось раньше, она будет в Лондоне.
– Да? – проговорила Дел. Эта новость ничуть ее не тронула.
– Флора просила у меня твой номер телефона, – продолжала я, – не знаю зачем – возможно, хочет вдвоем с тобой устроить для меня сюрприз или еще что.
Дел пожала плечами.
– Не позволяй ей лезть из кожи, – сказала я. Она снова пожала плечами, а потом проговорила:
– Значит, вот так ты меня успокаиваешь?
– А с другой стороны, Мака не будет, так что ты в полной безопасности. Он уезжает на Ямайку на какую-то конференцию.
Дел не пожала плечами и вообще никак не отреагировала, даже не моргнула. И тогда я поняла.
– О нет! – воскликнула я. – Только не это! – Наверное, я выкрикнула это еще раз и схватилась за голову.
– Он сказал, что позвонит, – прошептала Дел.
– И не собирается, – сказала я.
– Почему?
Я сделала неопределенный жест и беззвучно, как карп, открыла и закрыла рот, не зная, с чего начать. Наконец начала так:
– Маку некогда звонить. Маку не до отношений – он слишком занят отношениями с… с собственным «я». У него нет времени. Нет места. Нет пространства. Не верится, что я веду такой разговор с тобой. Яйца учат
