ныла. Я пошевелилась и начала подниматься, ничего не видя вокруг.
— Господи, спаси и помилуй, — услышала я взволнованный голос Захара. — Ты что, опять ожила?
— Да я и не умирала, с чего ты взял?
— Как же, не умирала! У тебя пульса не было совсем. Я уж во второй раз тебя схоронил. — Голос его был какой-то потерянный и тоскливый. — Ты как?
— Вроде ничего, жить можно. Голосов наверху уже не было слышно. Я тихонько встала и ощупала темноту руками.
— Ты уже понял, где мы находимся?
— Не совсем. Берлога какая-то. Сама смотри. Он включил зажигалку, я увидела его испачканное лицо и неровные стены ямы, из которых торчали мелкие травянистые корни. В диаметре она была метра три и почти ровной округлостью уходила далеко вверх, где совсем ничего не было видно — не хватало огонька зажигалки.
— Ну, что это, по-твоему? — спросил он, обводя зажигалкой вокруг.
— Ни на что не похоже. А как ты провалился?
— Обыкновенно. Когда ты упала, я тебя взял на руки и в лес рванул. Там трава по горло, кусты — хрен пролезешь. Ты уж извини, но я тобой ветки раздвигал. Наверное, исцарапал всю. Метров сто пробежал, и вдруг земля под ногами провалилась, и я вместе с ней рухнул. Темно ведь, ничего не видно. Помню только, дерево какое-то огромное передо мной было.
— Как думаешь, солдаты ещё там?
— Наверняка. А может, и нет. — Он погасил зажигалку и уселся на землю. — Надо выбраться отсюда и посмотреть, но как это сделать — не представляю. В таком лесу да ещё ночью трудно кого-то найти, но ведь они видели, что ты ранена и я тебя потащил, значит, поняли, что далеко я не мог уйти. Наверняка лес окружили, прочесали, а теперь ждут утра, чтобы при свете ещё раз пройтись. До рассвета не больше часа осталось. Если когда и сможем выбраться из кольца, то только сейчас, когда они не ждут.
— А если они решили, что ты все-таки убежал? Вдруг этот лес на много километров тянется?
— Тогда бы они не крутились здесь над нами целый час, а сразу дальше побежали. Ты сядь, не напрягайся, тебе сейчас вообще нельзя шевелиться.
— Успею ещё насидеться, если поймают. Давай так, я сейчас влезу наверх и посмотрю там все…
— Забудь об этом! — твёрдо отрезал он. — Я многое могу понять и могу не задавать лишних вопросов, но это уже слишком даже для меня. Я в тупике и ничего не понимаю, а на вопросы ты не отвечаешь. Поверь, я многое видел в своей жизни, но таких, как ты, встречаю впервые. Таких вообще не бывает. Так что сядь и не дёргайся, милая. Я за тебя перед Родионом отвечаю. А о том, чтобы ты, раненная, лезла без лестницы по отвесной стене, не может быть и речи. Я бы и сам уже давно слазил, если бы это было в человеческих силах. Я уже пробовал, пролез метра два и свалился. Тут даже уцепиться не за что. Нам лучше отсидеться здесь… Эй, ты меня слушаешь, Мария? Ты где?
— Здесь я, успокойся, — ответила я сверху, уже хватаясь за толстый корень на краю ямы. — Помолчи пока…
— Проклятие! — Он в ярости заскрипел внизу зубами, грохнул кулачищем по земляной стене, и та слегка осыпалась.
Выбравшись наверх, я осмотрелась. Кругом росли кустарники и высокая, густая трава, покрытая утренней росой. Корень, за который я уцепилась, отходил от огромного разлапистого дерева, выросшего явно ещё при динозаврах, такое оно было древнее. Сама яма находилась прямо под деревом, и корни, уходя вертикально в землю, создавали своеобразный свод, в котором и образовалась пустота. Захар провалился между двумя корнями. Воздух уже начинал сереть, проснулись первые птицы, и их сонные голоса звучали несколько хрипло в спокойном предутреннем сумраке. Замаскировав отверстие ямы ветками и травой, я полезла на дерево-великан. Добралась до верхушки, которая была намного выше всех остальных, оглядела пространство кругом и увидела поле, где мы высадились с вертолёта, лес вдалеке, где мы оставили босса с Валентиной, и собственно лес, почти в середине которого я находилась. Такой же маленький, как и предыдущий. Все выглядело мирно и спокойно, если не считать того, что на поле стояли, свесив усталые пропеллеры, два военных вертолёта, а лес со всех сторон был оцеплен тяжёлыми грузовиками, между которыми стояли, сидели и лежали вповалку солдаты. Это не прибавило мне настроения. Проклиная настырность плешивого, я слезла с дерева. Захар прав: они ждут рассвета. Я направилась в ту сторону, где заметила белый микроавтобус полковника. Подобравшись поближе к опушке, где переговаривались стоящие в карауле сонные солдаты я опустилась в траву и поползла к микроавтобусу, находившемуся в стороне от грузовиков. Рядом с ним никого не было видно, дверца салона была открыта, и изнутри доносился мощный храп с присвистом. Заглянув внутрь, я увидела лежащего на разложенных сиденьях плешивого полковника в гражданском. Бедный, он совсем замотался со мной вчера и теперь набирался сил, чтобы продолжить охоту. Лучшего момента, чтобы сбежать, придумать было трудно. Но мне требовалась верёвка, чтобы вытащить из ямы неуклюжего Захара. Осмотрев салон и не найдя ничего подходящего, я решила сползать к ближайшему грузовику в надежде, что там обязательно что-то отыщу. Моё сильно укороченное Захаром платье намокло от росы, мне было холодно, ныло ещё не совсем зажившее плечо. Хорошо, что я оставила сумочку в яме и она теперь не мешала передвигаться. Молоденькие солдатики, которым, видно, до чёртиков надоела вся эта бесполезная беготня по лесам и весям нашей необъятной родины, понуро клевали носами или вообще спали в обнимку с автоматами в высокой траве. Российская Армия была начеку. Некоторые, правда, пытались прогнать сон разговорами, но глаза их все равно были закрыты, так что мне почти ничего не угрожало. Подобравшись к здоровенному «Уралу» со стороны поля, откуда меня никто бы не увидел, я прыгнула на колесо и заглянула в кузов. На полу там валялся брезент и всякая ерунда. На брезенте спали солдаты. Верёвки нигде не было. Решив поискать в кабине, я спрыгнула с колёса, повернулась, и глаза мои упёрлись в несколько автоматных стволов и дуло майорского пистолета. Приехали…
— Вот ты и попалась, сука! — злорадно прохрипел майор. — Не вздумай даже дышать без приказа — сразу подстрелю! Долго же тебя не было, мы уже ждать устали. Здорово я тут все организовал, а? — Он хвастливо осклабился. — Небось подумала, что армия спит, можно сбежать? А мы всегда начеку, потому что враг не дремлет. Ведите её к начальству! — бросил он солдатам в касках и бронежилетах, а сам побежал вперёд к автобусу. День начинался для меня не очень удачно.
Отделение автоматчиков отконвоировало меня к микроавтобусу и рассредоточилось вокруг него. Остальные солдаты продолжали нести дежурство на опушке, только теперь уже никто не клевал носом и не спал — спектакль закончился, майор сыграл на «бис» и сорвал бурные аплодисменты. Меня провели, как котёнка.
Не обращая на меня внимания, плешивый сходил в лес помочиться, вернулся, умываясь на ходу росой, сел в открытую дверь «рафика», свесив ноги в траву, посмотрел на меня долгим взглядом и наконец проговорил задумчиво:
— Повернись-ка.
Я повернулась к нему спиной, думая, что ему очень понравились мои ноги, почти полностью — видневшиеся из-под оборванного платья, и он хочет получше их рассмотреть.
— Ну, что я тебе говорил — она ранена, — констатировал он, обращаясь к стоящему рядом майору. — Видишь, весь бок в крови и дыра в платье.
— А как же тогда она ещё ходит?
— Это я тоже хочу узнать, — пробормотал плешивый. — Пуля наверняка в ней сидит. Вертолёты готовы? Надо её побыстрее в город доставить, пока не умерла…
— Какие вертолёты на хрен, — обиженно проворчал майор. — Не нужно было вчера гонять их до посинения. Говорил же вам, что горючее кончается… Теперь только утром подвезут.
— А сейчас что, разве не утро? — ехидно спросил полковник. — Звони и пусть срочно везут. Повернись к нам, зазноба.
Майор куда-то ускакал, а я повернулась и устало посмотрела полковнику прямо в глаза, продолжая молчать как рыба.
— Ну, теперь уже не будешь отнекиваться? Не станешь говорить, что от страху сбежала? Впрочем, это уже и неважно. Где твоя сумочка?
— В лесу потеряла.
— Врёшь. Мы весь лес обшарили. Ладно, найдём. А где тот, с которым ты сбежала? Понятно, не
