— Бак выплывет. Ему придется присмиреть, поскольку, куда бы он ни устроился, работать все равно придется на Карпатиу. Но все обойдется. Насколько я его знаю, он найдет способ говорить людям правду, либо эзоповым языком в изданиях Карпатиу, либо в изданиях, которые будут продаваться из-под прилавка.
— Похоже, что Карпатиу хочет взять под свой контроль абсолютно все.
— Безусловно, это так.
Рейфорд попытался позвонить Баку в половину седьмого утром, но уже не застал его.
Бак никогда не видел, чтобы Стив Планк так спешил.
— Эта работа мне по-прежнему нравится, — сказал Планк, собираясь со своей свитой в короткую поездку по старому городу. — Карпатиу наступили на больную мозоль, и он поддал мне жару.
— А в чем дело?
— Ничего особенного. Просто у нас во всем должен быть порядок, вот так.
— И ты пытаешься уговорить меня работать с ним? И не подумаю.
— Ты что, собираешься обдумывать этот вопрос еще пару недель?
— Да.
Бак внутренне улыбнулся. Он уже принял решение отвергнуть предложение насчет «Трибюн» и остаться в «Глобал уикли».
— Ты собираешься с нами в Багдад?
— Пока не знаю, как туда добраться. Но только не с вами.
— Бак, туда не так просто добраться. У нас есть место, а тебе так или иначе придется работать на Карпатиу. Так что поедем вместе. Тебе понравятся его планы насчет Нового Вавилона, и если верить сообщениям, дела там уже идут прекрасно.
— Я буду работать на Карпатиу? Мне казалось, мы уже все выяснили по этому поводу.
— Это всего лишь вопрос времени, мой мальчик.
— Надейся, — ответил Бак.
Его заинтересовал удивленный взгляд Планка. В этот момент Бак увидел Джима Борланда, который разбирался в своих заметках.
— Привет, Джим, — сказал он.
Борланд посмотрел на него исподлобья.
— Еще не интервьюировали Карпатиу?
— Нет, — ответил Борланд. — Он сейчас озабочен тем, чтобы перенести подписание.
— Перенести подписание?!
— Он опасается этих пророков у Стены Плача. Солдаты могут очистить площадь от туристов, но тогда эти парни у Стены получат аудиторию, состоящую из толпы принимающих участие в подписании договора.
— Огромная толпа! — заметил Бак.
— Не смейся! Я не понимаю, почему они не убрали этих бродяг из города.
— Ты не понимаешь?
— В чем дело, Бак? Ты думаешь, эти старые придурки зальют своим огнем целую армию? Смотри на вещи серьезно. Ты веришь в эти бредни об огне?
— Я видел того парня, Джимми. Он был сожжен.
— Ставлю миллион против одного, что это было самосожжение.
— Это не было принесением себя в жертву, Джим. Он упал на землю, и один из тех двоих испепелил его
— Огнем из своего рта?
— Я видел это собственными глазами.
— Хорошо, что не за тобой основная статья, Бак. Ты теряешь себя. Может, ты скажешь, что ты также получил у них эксклюзивное интервью?
— Не совсем эксклюзивное и не совсем интервью.
— Другими словами — нет, если называть вещи своими именами.
— Нет. Я был у них поздно вечером; разговора типа вопрос-ответ не получилось. Это все, что я могу сказать.
— Если ты собираешься заняться фантастикой, тебе следует поискать себе другое место. Ты можешь, конечно, публиковаться у Карпатиу, но вряд ли у него ты получишь намного больше свободы.
— Я не буду работать у Карпатиу.
— Тогда тебе вообще не найдется места в прессе.
— О чем ты говоришь?
Борланд рассказал ему о заявлении по поводу средств массовой информации.
— Включая «Глобал уикли»! — спросил Бак, побледнев.
— Включая? Если ты спрашиваешь меня, я скажу, что это один из самых лакомых кусочков.
Бак покачал головой. Получается, что так или иначе он будет писать свои статьи для Карпатиу.
— Не удивительно, что все выглядят какими-то потрясенными. Значит, если договор не будет подписываться возле Стены, то где же это будет?
— В кнессете.
— Внутри здания?
— Не думаю.
— А удобно ли снаружи?
— Мне кажется, что нет.
— Послушай, Джимми, ты собираешься смотреть днем выступление раввина бен-Иегуды?
— Если его будут показывать на самолете в Багдад
— Ты достал билет?
— Я полечу на флагмане Мирового Сообщества.
— Ты продался?
— Невозможно продать себя собственному боссу.
— Но пока он еще не твой босс.
— Это всего лишь вопрос времени, дружок. Пробегавший мимо Хаим Розенцвейг остановился.
— Камерон? — крикнул он. — Подойдите! Подойдите ко мне!
Бак последовал за ссутулившимся старым человеком до угла.
— Пожалуйста, останьтесь со мной. У Николае сегодня неприятности. Мы направляемся в кнессет. Все волнуются. Он хочет, чтобы все ехали в Вавилон. Некоторые отказываются. По правде говоря, он лично убил бы этих двоих у Стены Плача, если бы у него была возможность. Все утро они громко кричали о несправедливости подписания, что договор говорит о неправедном союзе между народом, который не сумел увидеть своего Мессию в первый раз, и правителем, который отвергает существование Бога. Но, Камерон, Николае не атеист. В крайнем случае, он агностик. Но я тоже агностик!
— Но вы ведь перестали быть агностиком после вторжения нордландцев!
— Ну, может быть, и так, но те двое употребляют такие сильные выражения против Николае…
— Я думал, что сегодня утром вообще никого не пустят к Стене, кому же они все это говорят?
— Там журналисты со своими микрофонами. К тому же у этих людей такие могучие легкие! Николае все утро звонил в Си-эн-эн, настаивая на том, чтобы они прекратили показ этих двоих на все эти дни. Си- эн-эн, конечно, возражает. Но когда он их купит, они будут делать все, что он будет им приказывать. Тогда станет легче.
— Хаим! Вы хотите, чтобы установился такой режим? Контроль над средствами массовой информации?
— Я так устал от прессы, Камерон. Вы знаете, что лично вас я ставлю очень высоко. Вы один из немногих журналистов, кому я доверяю. Огромное большинство остальных — это просто критиканы и очернители. Мы должны раз и навсегда объединить мир. И тогда утвердится надежная, управляемая государством, система информации.
— Это ужасно, — сказал Бак.
