извлечены из сейфа в полной сохранности.
Вот тогда я и подумал о Дике Прайсе. Он как-то рассказал мне о своём методе взлома — он его сам изобрёл. Дик мог раскусить любую комбинацию на земле за каких-то десять-пятнадцать секунд. И всё голыми руками. Я слышал об этом от него по крайней мере дюжину раз.
— Смотри, — говорил он, — я стачиваю ногти до мяса. Вот, точу здесь, посередине, пока не добираюсь до самого нерва. Кончики пальцев становятся чертовски чувствительными. Любую трещинку почувствую. Кладу пальцы на циферблат сейфа, другой рукой вращаю рукоятку. Как только большой палец попадает на отметинку, по голому нерву так и шибает. Я останавливаюсь и начинаю все сначала. Ещё ни разу не ошибался.
Интересно, согласится ли Дик провернуть этот трюк ради государственной необходимости?
— Вы не смогли бы выхлопотать для него помилование? — спросил я начальника. Дик, практически, был уже не жилец — чахотка доканывала его.
— Если он это сделает, я небо и землю переверну, но добьюсь!
Я отправился к Дику и сказал, что он может заслужить себе помилование. На его лице вспыхнул румянец надежды.
— Как она обрадуется! Да чёрт меня возьми, Эл, ради тебя я на всё готов!
В этот же день, сразу после полудня, мы трое — Дик, начальник и я (Дик настоял, чтобы я сопровождал их) — отправились в город в закрытом фургоне.
Мы почти не разговаривали. В повозке стояла насторожённая тишина. Начальник места себе не находил, зажёг сигару и так и дал ей сгореть до конца, ни разу не затянувшись — так он нервничал.
Я тоже волновался. А ну как Дик напортачит? Может же так быть, что он забыл своё искусство? Ведь он давно не практиковался. А потом мне пришло в голову — а не преувеличивал ли он свои умения? Шестнадцать лет в тюряге — дело нешуточное, ещё и не у таких мозги съезжали набекрень.
Начальник тюрьмы дал телеграмму губернатору Джорджу Нэшу; тот обещал помилование, если сейф будет открыт. Какой будет позор для начальника Дарби, если Дику не удастся его миссия!
Ни слова не было сказано, только Дик взглянул на меня со своей магнетической, молодой улыбкой:
— Не волнуйся, Эл! Я порву проклятый сейф на куски, пусть даже он сделан из стали и бетона!
Его уверенность придала нам мужества.
— Дайте-ка мне напильник.
Я специально по такому случаю раздобыл небольшой напильник с длинным узким хвостом и острыми краями. Подал его Дику. Он рассмотрел его с тщательностью ювелира, пытающегося разглядеть в драгоценном алмазе жёлтое пятно. И принялся за работу. И меня, и начальника трясло.
Он точил и точил поперёк ногтя, в самой его середине. Ногти у Дика были выпуклые, красивые по форме. Он знай водил напильником туда-сюда, пока нижняя половина ногтя не была отделена от верхней тонкой красной линией. Он продолжал точить до мяса. Вскоре от ногтя осталась только нижняя половина.
Его ловкие руки работали легко и уверенно. Я, не отрываясь, смотрел на его лицо. Оно даже не дрогнуло. Дик был совершенно поглощён процессом и, казалось, забыл о присутствии посторонних. Пару раз он скрипнул зубами и перевёл дыхание. На пальцах выступило немного крови; он взял носовой платок и промокнул их. После чего откинулся назад. Он был готов.
Я взглянул на его руку. Да, тонкая и жестокая работа. Указательный, средний и безымянный пальцы левой руки Дика выглядели так, словно ногти с них наполовину содрали, а плоть отдраили наждаком.
Дик был так возбуждён в предвкушении дела, что выпрыгнул из фургона, едва тот остановился, и понёсся к офису «Пресс-Пост Паблишинг» с такой скоростью, что нам с начальником пришлось за ним бежать. В конторе нас ждал с десяток зевак.
— Им что тут — театр? — процедил Дик. Он сгорал от нетерпения. Нам пришлось прождать минут десять, и Дик сверлил меня сердитым взглядом. Я тоже беспокоился, восприняв его взгляд как предупреждение: если мы не поторопимся, пальцы потеряют чувствительность. Поэтому я кинулся к начальнику и оттёр в сторону двоих канцелярских недотёп, точивших лясы в столь неподходящее время.
— Надо поторопиться, или работа не будет сделана!
Лицо начальства посерело от страха. Дик прикрыл рот рукой и безмолвно расхохотался. Я прошептал начальнику, что «зрителям» придётся выйти; только двое представителей властей, сам начальник, Дик и я могут войти в комнату, где стоит сейф.
— Ну что ж, приступайте! — сказал один из власть предержащих.
Дик приступил, сказав при этом без тени нерешительности:
— Засекай время, Эл! — и сопроводил свою реплику смешком, в котором явно ощущался триумф. Его лицо было непроницаемо, как у статуи, на скулах играл румянец, а глаза неестественно блестели.
Он опустился перед сейфом на колени, положил ободранные пальцы на циферблат, мгновение подождал и повернул его. Я, как заворожённый, следил за каждым движением его сильных, изящных рук. Крохотная пауза, затем правая рука Дика повернула циферблат обратно. Ещё один поворот циферблата — и Дик потянул рукоятку на себя. Сейф открылся!
При виде такого чуда все остолбенели. В комнате стало тише, чем на кладбище. Колдовство какое-то! Представители власти стояли как громом поражённые. Я взглянул на часы. С начала «операции» прошло двенадцать секунд.
Дик поднялся с колен и отошёл от сейфа. Начальник в порыве чувств бросился к Дику и положил руки ему на плечи. Лицо Дарби сияло от гордости.
— Парень, да тебе цены нет! Господь тебя благослови!
Дик с непроницаемым видом кивнул. Скромник.
По пути обратно начальник наклонился к Дику и положил свою ладонь на его руку:
— Ты самый благородный парень, которого когда-либо создавал Господь, — сказал он. — Если бы, к примеру, я получил такой приговор, как ты, то чёрта с два я бы согласился для них хотя бы пальцем о палец ударить!
Дик пожал плечами и наконец прервал молчание. Его губы дрожали. Он смотрел из окна фургона и буквально упивался тем, что видел: люди, улицы, дома…
— Смотри! Смотри! — Он ухватил меня за рукав и ткнул пальцем в какого-то пацана лет десяти, ведущего брыкающегся мальца лет трёх-четырёх. Ну, и с чего такие восторги?
Дик откинулся назад — картина исчезла из поля зрения.
— Это первые детишки, которых я увидел за шестнадцать лет. — Больше он наружу не смотрел, и никто из нас не произнёс ни слова до самой тюрьмы.
На следующее утро все газеты Колумбуса вышли с кричащими заголовками — сенсационная новость! Начальник тюрьмы дал Дику слово не раскрывать секрета. Даже те двое, что были наблюдателями при вскрытии сейфа, не поняли, каким образом оно было произведено. Им показалось, что Дик попросту задействовал колдовство.
Были высказаны самые разные догадки относительно происшедшего. Одна газетёнка утверждала, что каторжник из тюрьмы штата, попавший за решётку ещё мальцом и сидящий пожизненно, будучи на пороге смерти, открыл сейф стальной проволокой. Другая вопила, что — нет, он пользовался ножом для резания бумаги. Никто так и не дознался до правды.
И только один человек заговорил об обещанном помиловании. Это был я.
Я отправился к начальнику.
— Дик ужасно кашляет. Им бы поторопиться.
— Поторопятся! — твёрдо сказал Дарби. Его слову можно было верить. Я передал этот разговор Дику — тот уже вернулся обратно в механическую мастерскую.
— А, да мне плевать, — сказал он с мрачной отрешённостью. — Не верю я им. Я и сделал-то это только для тебя, Эл. — Он метнул на меня быстрый взгляд. — Может, моя старушка видела газеты… Хорошо, если бы она поняла, что это я сделал — ей было бы, чем погордиться перед соседями. Ты не сможешь дать ей знать?
Он направился в свою камеру, но на пороге обернулся:
