— Какие там еще моральные устои?!
Он был все тем же старым Грязным Мейрусом. И должно быть, стал к этому времени совсем уж древним, подумал я, однако его окладистая борода оставалась все такой же черной и блестящей, как и прежде, да и язвительный нрав отнюдь не улучшился с возрастом. Правда, кое в чем старик-иудей все же изменился: он раздобрел еще сильнее, носил более нарядную одежду, и еще больше колец и перстней унизывало теперь его пальцы. Он признался мне, что сделался еще богаче благодаря успешной торговле янтарем и своему толковому партнеру Магхибу (подумать только: теперь Личинка стал партнером!), который обосновался на Янтарном берегу.
— Знаешь, к чему ты должен стремиться? — продолжал он, подливая нам обоим еще вина. — Сделать своих рабов настолько умелыми и незаменимыми, что если однажды кого-нибудь из них и застанут в постели с хозяйской женой, то хозяин должен в таком случае предпочесть слугу и выгнать неверную супругу.
— Я надеюсь, что так оно и будет. Мальчиков и девочек, которых я уже купил, я тут же отдал в учение своим безупречным слугам — управляющему, дворецкому, нотариусу и другим; определил каждого ребенка изучать какое-нибудь подобающее занятие: пусть постигают премудрость, исходя из своих склонностей. Но мне бы хотелось, чтобы каждый наставник имел сразу несколько учеников. Однако в этих городах вдоль реки я нашел не слишком много, так сказать, исходного материала. Выбор тут небогатый.
— Ты двигаешься в верном направлении, Торн. В Новиодуне рабов имеется в избытке, причем тут есть все, что только пожелаешь. Мужчины, женщины, евнухи, харизматики. Персы, хазары, мисийцы, черкесы — словом, все, о ком ты только слышал. А вдобавок тут попадаются даже такие, о ком ты и понятия не имеешь. Ты предпочитаешь какие-то племена? Черкесы, например, насколько я могу судить, самые красивые.
— Мне важно только, чтобы они были молодыми, еще не достигшими половой зрелости — бойкими, крепкими, необученными, а потому дешевыми. Меня совершенно не интересуют наложницы, женщины- игрушки или мальчики для утех. Я хочу получить сырой, но добротный материал, который смогу — ну, как бы это лучше выразиться: перемолоть, выковать, облагородить и отшлифовать.
— Понимаю. Ну что же, завтра мы прогуляемся по невольничьему рынку, и, я думаю, ты приобретешь столько подходящих рабов, что загрузишь их целую лодку, чтобы доставить в верховья Данувия. Позволь мне с этих пор быть твоим носом здесь, в Новиодуне, как Магхиб стал моим носом в Поморье. Я стану поставлять рабов в твою усадьбу, причем найду тебе только самый лучший товар. Кстати, если говорить о незнакомых племенах, недавно на рынок доставили двух или трех молоденьких женщин с далекого Востока. Этот удивительный народ называется seres[153]. Эти рабыни изящные, маленькие, тонкокостные и желтые — с ног до головы. Удивляюсь, как такие хрупкие красотки выдержали весь столь далекий путь. А уж цену за них запросили! Только одна осталась здесь. Ее купил Апостолид, leno[154] самого лучшего lupanar в Новиодуне. После nahtamats я отведу тебя туда. Ты должен попробовать эту юную экзотическую красавицу. Хотя она обойдется тебе недешево, уж будь уверен.
Пока мы обедали устрицами, аспарагусом и зайцем, тушенным с маринованными сливами, запивая все это кефалийским вином, я спросил Мейруса, как правление Теодориха, воцарившегося в бывшей Западной империи, воспринимают здесь, в Восточной.
— Va?i, да точно так же, как и раньше, когда твой друг не был законным монархом. Полагаю, все правители, знать, равно как простые люди и рабы, отсюда и до самых Оловянных островов думают на этот счет одинаково. Везде говорят, что правление Теодориха, вероятно, самое лучшее для Рима, самое мирное и ведущее к процветанию со времен «пяти добрых императоров». Так сказать, периода от Нервы Доброго до Марка Аврелия, а это было четыре сотни лет тому назад.
Я сказал:
— Мне приятно слышать, что столь многие одобряют Теодориха.
— Ну, они скорее одобряют его умение править, а вовсе не обязательно его самого. Никто не забыл, как он коварно убил Одоакра. Общее мнение таково, что все ближайшие советники Теодориха, должно быть, ходят по струнке, выполняя все его приказы, опасаясь, как бы их тут же не зарубили на месте.
— Balgs-daddja, — проворчал я. — Я из числа ближайших его сподвижников. И вовсе даже не хожу по струнке.
— Но есть и такие, кто открыто завидует его умению править королевством. Наш император Анастасий, например, не любит Теодориха. Разумеется, несдержанный Анастасий сроду ни к кому особо не благоволил. И неудивительно, что он злится, когда видит, что правитель, у которого титул меньше, затмевает его в управлении государством.
— Думаешь, со стороны Анастасия можно ожидать неприятностей?
— Во всяком случае, не в ближайшее время. У Анастасия есть более неотложные дела, о которых ему надо в первую очередь побеспокоиться, — на восточной границе вновь возобновились вечные раздоры с персами. Нет, неприятностей Теодориху следует ожидать не издалека, они у него прямо под носом. Знаешь, почему им восхищаются отсюда и до Оловянных островов? Да потому, что католическая христианская церковь не имеет власти ни здесь, ни на этих самых островах. А вот в Италии и в других провинциях, где католические священники пользуются большим влиянием, они изо всех сил будут стараться принизить Теодориха и досадить ему.
— Я знаю. И по-моему, это низко. Ну почему церковные клирики не могут относиться к Теодориху с таким же безобидным равнодушием, с каким он сам относится к ним?
— Ты только что ответил на свой вопрос, Торн. Церковников обижает именно то, что он совсем не обращает на них внимания. Они были бы по-настоящему счастливы, если бы новый король преследовал их, притеснял, изгонял из страны. Для них его равнодушие гораздо страшнее, чем прямое преследование. Теодорих отказывает им в удовольствии и чести пострадать. Вернее, он заставляет их страдать, но страдать не ради их матери-церкви.
— Ты, похоже, прав, Мейрус.
— Но и это еще не все. Ну посуди сам. Когда Анастасию достались императорская корона и пурпурная накидка, а также все остальные регалии правителя Восточной империи, он получил их из рук епископа Константинополя. Обрати внимание: Анастасий лежал ничком в ногах епископа, в позе униженного proskyne?sis[155]. А что сделал Теодорих? Он захватил свой трон под громкие аплодисменты, за него проголосовал Сенат Рима. В отличие от Анастасия, он даже не просил Божьего благословения ни в какой церкви вообще. Его не короновали ни арианский епископ, ни, уж конечно, так называемый Папа. Представляешь, как это оскорбило всех христианских епископов, и особенно разозлилась одна высокопоставленная персона в Риме.
Позднее мы отправились в lupanar, где девушка-sere доставила мне такое изысканное удовольствие, что я чуть было не поддался соблазну приказать местным работорговцам доставить мне еще одну такую. У этой рабыни были экзотический цвет кожи и необычные черты лица, и вообще вся она была такой же мягкой, гладкой, глянцевой, как и шелк, который тоже доставляли сюда с ее родины. Красавица не говорила на человеческом языке, только щебетала как пташка, но она возместила этот недостаток своими любовными талантами. Эх, до чего же эта девушка была ловкая, ну прямо «женщина-змея». А еще я, едва взглянув на маленький бутон ее рта, сразу определил, что внизу она такая же тесная. Покидая lupanar, я спросил у leno Апостолида, не была ли эта sere строптивой по характеру, как все западные женщины с маленьким ртом.
— Вовсе нет, сайон Торн. Мне говорили, что у всех seres очень маленькие ротики, как вверху, так и внизу. У этой девушки, как мне дали понять, рот побольше, чем у большинства ее соплеменниц, отсюда следует, что у нее дружелюбный и приветливый нрав. Однако вполне возможно, что и остальные ее сестры не такие злобные, какими обычно бывают западные женщины. Кто знает? Но, акх! Только представь, какие тесные они внизу!
В любом случае я воздержался от покупки красотки seres, решив, что не стоит тратить деньги на столь фривольные развлечения. Итак, после того как я покинул Новиодун, моя лодка была нагружена более подходящими для обучения мальчиками и девочками, преимущественно хазарами, хотя там было также несколько греков и черкесов. Чтобы не терять зря времени (а мы долго плыли вверх по течению), я начал обучать их основам латыни, чтобы мои рабы узнали хоть что-то полезное, прежде чем я вверю их заботам
