на отряды и отвел их вверх и вниз по течению. Он и сам даже не подходил близко к реке, чтобы взглянуть на противоположный, занятый врагом берег. Казалось, Теодориха совершенно не заботило, какая огромная армия там сосредоточена, и он все свое внимание направил на то, чтобы разместить собственные войска, а их прибывало все больше и больше, и снабдить людей провизией, чтобы они были сыты, устроены и пребывали в хорошем настроении. В течение нескольких последующих дней Теодорих ездил на север и юг, проверяя наши боевые порядки и отдавая командирам соответствующие приказы и распоряжения.
А ведь передовые отряды обеих армий располагались уже совсем близко друг от друга, на расстоянии выстрела из лука. Правда, как следует прицелиться с противоположного берега было сложновато, но дождь стрел мог бы нанести неприятелю значительный урон. Наши войска были не слишком хорошо защищены, только слегка прикрыты деревьями и кустами, а у войск Одоакра не имелось даже такой слабой защиты. Но Теодорих строго-настрого запретил нашим людям поддаваться искушению, велев ни в коем случае не выпускать ни единой стрелы, да и Одоакр, очевидно, сделал то же самое.
Теодорих объяснил, чем вызвана такая сдержанность с его стороны, когда однажды глухой ночью мы вместе отправились с ним вверх по течению — поискать, нет ли где поблизости брода. По пути он сказал мне:
— Поскольку это, без сомнения, самая важная война, которую я вел в своей жизни, я намерен соблюсти все формальности. Ни в коем случае нельзя начинать войну без объявления — следует уважать традиции, которые признают как римляне, так и чужеземцы. Когда я решу, что время пришло, я отправлюсь к мосту, где предъявлю свой ультиматум — потребую, чтобы Одоакр сдался, чтобы он не мешал мне двигаться в Рим, чтобы признал меня победителем и господином, а в противном случае пообещаю его уничтожить. Разумеется, он ни за что не примет моих требований и откажется подчиниться. Он сам или кто-нибудь из его офицеров также приедет к мосту и объявит об этом. Таким образом, мы оба провозгласим, что находимся в состоянии войны. Дальнейший обычай требует только, чтобы командиры обеих армий дали друг другу время вернуться к своим войскам. А после этого, пожалуйста, — можно начинать сражение.
— Сколько еще времени ты собираешься выжидать, Теодорих? Я что-то не пойму: ты хочешь, чтобы наши люди как следует отдохнули после долгого похода? Или ты просто провоцируешь и дразнишь Одоакра: мол, он и так очень долго ждал нашего прибытия, пусть теперь еще маленько подождет?
— Ни то ни другое, — сказал Теодорих. — И кстати, не все наши люди отдыхают. Как тебе известно, среди наших воинов есть бывшие легионеры, одетые в форму римской армии. Несколько ночей подряд я приказывал им тайно переплывать через реку и, как только их одежда высохнет, осторожно смешиваться с врагами, чтобы подсмотреть и подслушать все, что только возможно. Я также выставил дополнительных часовых, чтобы быть уверенным, что никакие шпионы не проберутся к нам с той стороны.
— И что, твои лазутчики видели или слышали что-нибудь полезное?
— По крайней мере, одно мы узнали. Одоакр, разумеется, опытный и умелый воин, но он уже стар — ему шестьдесят, если даже не больше. Мне было интересно узнать, какому командиру из числа наших с тобой ровесников он больше всего доверяет. Так вот, этого человека зовут Туфа, он, кстати, ругий по происхождению.
— Акх, тогда этот Туфа наверняка неплохо знает всю германскую военную науку. Ну, про клин под названием «свинья» и тому подобное.
— Да, как и сам Одоакр. Он ведь когда-то воевал со многими германскими племенами. Нет, я не слишком беспокоюсь по этому поводу. Я вот тут подумал… нельзя ли как-нибудь воспользоваться тем, что Туфа тоже ругий, как и наш юный король Фридерих…
— Полагаешь, можно склонить его предать короля Одоакра? Разрушить римскую оборону и перейти на нашу сторону?
— Перспектива, что и говорить, весьма заманчивая, но, честно говоря, я не очень-то на это рассчитываю.
Теодорих сменил тему, потому что мы добрались до отрядов, которые стояли выше по течению, готовые срубить деревья, если это понадобится, и приказал их командиру:
— Начинайте валить деревья, декурион. Если эта река вообще где-нибудь мелеет, то, должно быть, лишь очень далеко на севере, а поблизости брода нет. Так что на всякий случай пусть твои люди заготовят больше деревьев.
Декурион отправился выкрикивать в ночи приказы, и через несколько мгновений мы услышали первые удары топора. Почти тут же Теодорих воскликнул:
— Смотри, Торн! — И показал на тот берег реки. Тьму там прорезала вспышка света, затем вторая, а потом и еще несколько.
— Факелы, — сказал я.
— Полибианские сигналы, — поправил меня король. — Факельщики находятся на тех самых платформах, о которых нам говорили разведчики. — Он спешился. — Давай выйдем из-за этих деревьев, чтобы было лучше видно, и узнаем, о чем они говорят.
— Я никогда не мог разобрать даже сигналов константинопольского pha?ros, — признался я, когда мы уселись на берегу.
— Полибианская система совсем простая. Ночью используй факелы, а днем — дым. Принцип здесь такой. Двадцать букв римского алфавита делят на пять групп, по четыре буквы в каждой. A, B, C, D и затем E, F, G, H — ну и так далее. Пять факелов на левой платформе, вон там, показывают номер группы. Видишь? Один из факелов приподняли на мгновение над остальными. А на правой платформе один из четырех факелов приподнят, чтобы показать номер буквы в этой группе.
— Да, вижу, — сказал я. — Слева подняли второй факел. Справа — первый. А потом поставили их обратно. Теперь слева первый факел. Справа — четвертый.
— Продолжай называть их, — сказал Теодорих, склонившись над землей. — Я приготовил тут палочки, чтобы отмечать ими.
— Хорошо. Справа — третий. Слева… так… тоже третий, и справа опять третий. Теперь слева — четвертый, справа — второй.
Теодорих подождал, затем спросил:
— Ну?
— Это все. Теперь они снова повторяют ту же самую последовательность. Я думаю, что они передают слово из пяти букв.
— Ну-ка, попробуем расшифровать. Хм… Вторая группа, первая буква… это E. Первая группа, четвертая буква… D.
— Macte virtute![67] — в восхищении пробормотал я. — Работает.
— P… L… и O. Edplo. Edplo? Хм… может, и не работает. Edplo — какое странное слово. Это не латынь, не готский и не греческий. Наверное, записали неправильно.
Я снова взглянул на факелы и сказал:
— Смотри, они повторяют одно и то же вот уже в четвертый и ли пятый раз.
Теодорих раздраженно проворчал:
— Тогда мы все правильно поняли. Но смысла все равно нет. Интересно, что же за язык они использовали?..
— Подожди, — сказал я. — Я, кажется, понял. Слово-то латинское, но вот алфавит — нет. Очень хитро придумано. Они воспользовались футарком, старым руническим алфавитом. Там буквы другие: не A, B, C, D, а faithu, u?rus, thorn, ansus… Сейчас посчитаем: вторая группа, первая буква… это, похоже, raida. Первая группа, четвертая буква… ansus. Таким образом, у нас есть R и A… затем teiws… и eis… и sauil. Получилось слово гatis. Видишь? Все-таки латынь!
Теодорих расхохотался как мальчишка:
— Да! Ratis, плот!
— Они услышали, как работают наши дровосеки, и теперь сообщают Одоакру или Туфе, что мы строим плоты, чтобы плыть вверх по течению.
— Ну и пусть так думают, — весело заметил Теодорих. Мы уже возвращались обратно к лошадям. — Это даже хорошо, что Одоакр и Туфа посчитают нас глупцами, собирающимися построить плоты для двадцати с лишним тысяч человек и десяти тысяч лошадей. А мы тем временем…
