анонимной папки, он понял, что это было помутнение рассудка. Которое привело его к гибели.
Сначала, он несмело отщипывал небольшие кусочки и, зажмурившись, ждал возмездия. Возмездия не наступало. Зиновий Петрович, наглея и борзея, начал подворовывать все больше и больше. А его все не наказывали и не наказывали. Тогда Шурупаев решил не перебиваться случайными 'шапками' и 'откатами', а организовать целую систему альтернативного обеспечения своей старости. В ЛЕР каждый кусочек земли, который мог плодоносить, был возделан, полит и ухожен. Маленькими желтыми руками трудяг-китайцев. Но, несмотря на то, что большинство фермерских хозяйств были китайскими, сама бюрократическая машина по распределению сельхозпродукции была леровской. По большому счету само распределение было простейшим — львиная доля мяса, овощей и фруктов вывозилась за рубеж. Согласно доктрине 'шефов' леровцы были недостойны потреблять нормальные продукты, им предназначалась только Вкусная и Полезная Пища. Но внутренние потребители сельхозпродукции в ЛЕР тоже были. Причем в основном из числа обеспеченных людей, которые были согласны платить довольно высокую цену, чтобы нормально питаться. Вот именно под них Зиновий Петрович и выстроил свою маленькую империю по зарабатыванию больших денег. Продукты с полей и ферм 'терялись' и 'портились' в процессе транспортировки и обработки. Чтобы потом возникнуть на небольших базарчиках, принадлежащих также Шурупаеву. Со временем 3 % китайских рук, работающих над возделыванием леровской земли, работали уже только на Шурупаева. Зиновий Петрович сиял и светился как намасленный блинчик и думал о том, что он уже и праправнуков своих обеспечил.
Но как только он открыл этот злосчастный конверт, его потомки стали вмиг нищими, а будущее самого Шурупаева сделало сальто на 180 градусов. Вместо солнечного пляжа, вокруг образовалась тайга, вместо лобстера в руке появилось кайло, которым надо ковырять мерзлую землю. Потому что в папке были не только схемы увода продуктов из официальных поставок на запад, но и все номера швейцарских счетов, на которых Шурупаев хранил бесчестно заработанное. Было понятно, что убежать они ему не дадут. А вот кто это они? Точно не 'шефы', если бы им стало известно про проделки Зиновия Петровича, он бы тихо исчез. Инфаркт на рабочем месте и пышные похороны. А кому еще надо собирать на него компромат? Коллегам по кабмину? Тогда бы у него не папочка в кабинете лежала, а 5–6 тысячников сидело с ехидными мордами и наручниками. Метания Зиновия Петровича были прерваны запиской в конце папке, где ему предлагалось связаться с авторами сего произведения по такому-то электронному адресу, если он не хочет, чтобы копия этой папки ушла в Госдеп США и в его родной кабмин.
Зиновий Петрович этого очень не хотел, поэтому связался. Дальше его попросили приехать на встречу VIP кабинку московского банного комплекса. Приехать одному без охраны. Зиновий Петрович не спал всю ночь, приехать решился, но с толпой охранников, которые усиленно изображали празднопарящихся граждан. Никто на встречу не пришел. Но на следующий день, Шурупаеву пришло сообщение о том, что нарушать договоренности это нехорошо и что если сегодня он не приедет к 16.00 на квартиру по такому-то адресу, у его 'тайных благодетелей' лопнет терпение и завтрашнее утро он радостно начнет с переезда. В тюремную камеру. Шурупаев до утра пил водку, проспал дома до обеда и с красными глазами поехал на встречу.
Как и было обещано, дверь в квартиру была открыта. Посреди комнаты стоял стол и два стула, окна были плотно зашторены. На столе лежала записка с единственным крупным словом: 'Жди'. Зиновий Петрович, сначала было возмутился. Ему, не последнему человеку в стране отдают приказы как какой- нибудь собаке! Но потом он почувствовал, как кайло стало снова материализовываться в его руке, горестно выдохнул и уселся на один из стульев.
Через 15 минут входная дверь хлопнула и в комнате появился невысокий крепыш, с грудью как бочка, светлыми волосами и синими холодными глазами. На его лице играла легкая улыбка. Кошки в душе Шурупаева приняли валерьянки и стали драть его изнутри с удесятеренной силой. Крепыш поздоровался и, не дожидаясь ответа от Зиновия Петровича, стал рассказывать такие детали о продуктовых махинациях, о которых и сам Шурупаев начал было забывать. Потом, он еще раз пронзил Шурупаева своим холодным взглядом и спросил:
— Зиновий Петрович, надеюсь теперь у вас не осталось глупых надежд, на то, что мы не сможем вас утопить в 24 часа?
У Шурупаева их не осталось. Он сидел на стуле, вперив взгляд в пол, покачиваясь и беспрестанно бормоча: 'Что же делать? Что же со мной будет?'. Он весь взмок и беспрестанно утирал пот. Глеб, а это синеглазым крепышом был именно он, дал побыть Шурупаеву в прострации минуты две. Потом залепил вороватому министру пощечину и, обратив, таким образом, внимание на себя продолжил:
— Все что с вами теперь будет Зиновий Петрович, зависит от вас самого. Вариант номер раз, вы сейчас отвергаете мое предложение, выходите на улицу и мы больше с вами никогда не встречаемся. Итоги этого варианта плачевны. Вас все-таки не расстреляют. Это было бы слишком мягко. По настоянию 'шефов' вас отправят на урановые рудники. Там вы тоже умрете, но гораздо более болезненно и гораздо более медленно. Вариант два, вы сейчас меня внимательно выслушиваете, радостно киваете головой, и мы начинаем с вами сотрудничать. Называть меня 'спаситель' или 'отец родной' в этом случае не обязательно. Надо просто четко выполнять все мои инструкции…
— Не губиии, отец родной! Пожалееей! — Шурупаев с воплем рухнул на колени перед Глебом и пытался начать целовать его обувь. 'Отец родной' смотрелось довольно нелепо, учитывая то, что Шурупаев был лет на 20 старше.
Глеб поднял Зиновия Петровича, усадил его на стул и залепил ему еще одну пощечину.
— Зиновий, быстро взял себя в руки! Отставить истерику! На меня, на меня смотри!
Шурупаев сидел на стуле, со сгорбленными плечами и ежесекундно всхлипывая. Наконец он смог побороть приступы истерики и спросить:
— Ну почему я? А? Я что единственный министр-ворюга? Почему вы меня выбрали?
— Ну что вы, Зиновий Петрович, вы не единственный. По правде сказать, вы самый четный человек в нашем правительстве, если мерить честность количеством украденного. Да-да, Зиновий Петрович, вы украли меньше всех.
— Ну а что вам тогда от меня надо? Деньги? Берите все… хотя нет, берите половину всех! Хотите, я вам завтра же их перечислю?
— Не хотим, Зиновий Петрович. Вы нам нужны совсем по другому поводу. Вы для нас Зиновий Петрович, являетесь незаменимым помощником, так как вы являетесь кандидатом в премьер- министры.
Напряженные нервы Шурупаева не выдержали, он истерично закатился в приступе смеха:
— Ах, вот оно что! Ну-ну! Великие сыщики! Ага! Да это ровным счетом ничего не значит! На выборах победит Вертушинский! Эти выборы — фикция! Театр! Игра в демократию! Сейчас уже известно, с каким перевесом он меня победит! Хотите, я вам сообщу, с каким отрывом я проиграю?
Глеб спокойно выдержал весь этот поток малосвязанных фраз, а потом тихим голосом возразил:
— Сообщать что-то, это теперь моя прерогатива. Я вам сейчас сообщу, с каким разрывом вы выиграете.
Шурупаев вытаращился на Глеба, открывая и закрывая рот. Но вместо слов у него из горла шел тихий свист.
— Да, Зиновий Петрович, вы выиграете. А потом сделаете для ЛЕР всего одну маленькую и крайне необходимую вещь. Какую и зачем, я сейчас вам объясню.
Сон малышей
Когда человек может остаться один на один с собой? В наш век сумасшедшего жизненного ритма только во сне. Вот он ложится на кровать, закрывает глаза и у него наступает тонкая грань между глубоким сном и бодрствованием. Мистический час, когда любой взрослый превращается в маленького ребенка. Час фантазий и мечтаний. Все хлопоты дня застилаются серой дымкой, и человек начинает мечтать. Мечтать беспредельно, безгранично. Его мечты не поставлены в жесткие рамки реалий будничной жизни. Он император, он гениальный режиссер, он всесильный маг и волшебник. Он может все! Только мечты у
