меня вырвало ему на колени.
Из пятнадцати студентов-теологов, которых должны были рукоположить на следующее утро, один так и не явился на церемонию. Потому что я сбежал.
На полу я увидел хвост.
Глава 24
Сомнительная беременность
Обстоятельства оказались беспрецедентными; даже уникальными. Вот вердикт мировой общественности. Британия как страна вступила в девятимесячный период безумия. Первый триместр выдался довольно шатким – многие браки распались под аккомпанемент взаимных обвинений.
– Война полов, – заявил Норман. И он был прав: ситуация серьезная. В том числе и потому…
Нет, постойте. Что-то я начал задом наперед.
В ночь, когда близняшки объявили о своей беременности – вместе с другими пятью миллионами женщин, – меня добили шок и алкоголь, и я отрубился, так и не переварив новость. На следующее утро это не понадобилось – страна срыгнула за меня: весь сыр-бор оказался несвоевременной апрельской шуткой. Или, как выразился Рон Харкурт, «три короба гормонального женского вранья».
За двадцать четыре часа с первой тревоги в Глазго стало ясно, что мы наблюдаем не резкий всплеск фертильности с эпицентром в этом городе, а волну массовой истерии, вызванной жадностью, порожденной, в свою очередь, пятью миллионами евро премии. Заикающийся психолог все же оказался прав. Ни одной настоящей беременности. Все – либо сознательные фальсификации, либо самообман. И это уже официально. Настолько, что премьер-министр повторил это трижды в Палате Общин:
– Официально, официально, официально.
– Никогда в истории, – насмехался глава оппозиции, – правительство – или подконтрольную прессу – так не обводили вокруг пальца! На ум приходят слова «безмозглая» и «курица»!
И с этим сложно не согласиться. Эффект домино, произведенный одной женщиной, некой миссис Белиндой Джилли, положил начало эпидемии заблуждений и обмана. Беременность дамы – первый заявленный случай – оказалась умышленной фальсификацией. Миссис Джилли уговорила своего мужа- доктора подделать два теста. Она хотела Премию и денег.
– Она так настаивала, – оправдывался пристыженный доктор по телевизору. – Я просто хотел, чтоб она была счастлива. – Он в отчаянии замолчал. – Такое порой совершаешь, чтобы порадовать ближнего.
– Даже зная, что это неправильно? – пикировал репортер.
Доктор Джилли повесил голову:
– Ну, иногда, да.
Когда новость о «беременности» миссис Джилли распространились – сначала из уст в уста, потом через слухи и по местному радио, затем по стране, – другие женщины подсознательно уцепились за эту идею. Все случаи оказались либо такими же подделками, либо следствием массовой истерии с эпицентром в Глазго. По результатам анализа выяснилось, что всем хотелось заполучить Премию. Массовая истерия свойственна женщинам во время кризисов – в частности, разновидность синдрома Мюнхгаузена. Фактически,
– Все еще беременны? – поинтересовался я у близняшек, когда мы выключили телик на следующее утро. Они были бледны и нервничали.
– Да, – негодующе отрезали они. – Может, у них и ложные беременности, но у нас настоящая. – Голоса у них заметно дрожали.
– Ну, есть же конкретный срок, – заметил я. – Поспорим?
Они смерили меня грозным взглядом, и я укатил на ферму к Оводдсам. Когда я вернулся под вечер, близняшки все еще валялись в кровати в желтых ночнушках и заговорщически перешептывались. По ящику ночью крутили специальный выпуск новостей: согласно национальному опросу, несмотря на неоспоримые медицинские доказательства, шестьдесят процентов женщин, в начале паники заявлявших, что беременны, не отреклись от заблуждения.
А это вылилось в социальную проблему глобального характера, утверждали телеэксперты. Тесты на беременность было не купить ни за какие бабки, а очередь на УЗИ стояла на полгода вперед. Когда женское население погрузилось в хаос самообмана – либо эйфорический, либо депрессивный, – мужское душевное спокойствие рухнуло в неизмеримую бездну. Согласно журналу «Ваш питомец», с начала массовой истерии упали продажи обезьян, а многих обезьян – прежде возлюбленных чад – выкидывали на улицу: теперь их псевдомамаши с уверенностью ждали настоящих детей. В Лондоне даже создали приют для осиротевших обезьян. Туда я и направлюсь, подумал я, если здесь станет совсем невтерпеж. Теперь угроза тяжбы с миссис Манн казалась и вовсе нереальной: скорее всего, она «забеременела», как и остальные.
Прошли недели, и в Великобританию с камерами и опросниками слетелись социологи и социальные психологи со всего земного шара – регистрировать течение нового «британского недуга». Словно из ниоткуда возникла целая новая индустрия: вдруг появились передачи с «горячей линией», курсы для рожениц, общественные теледебаты, магазины колясок, антикризисные центры, детские книжки, гипнотерапия, ароматерапия, рефлексология, массаж ступней, службы предотвращения суицидов и милые игрушки на каждом углу. В «Упитом Вороне» мнения о том, как бороться с массовой истерией, разделились. Кита Ивза, тщедушного психолога-заику, которого осмеяли по телевидению в Ночь Сумасшествия, как ее окрестили, теперь почитали за икону здравого смысла – он появлялся на всех благотворительных мероприятиях, фотосессиях и в садовых центрах по всей стране. А признание, что он подумывал в начале кризиса бросить жену и эмигрировать в Финляндию, обеспечило ему звание героя дня. Вдобавок, как консультанту нации, ему предложили собственное телешоу, «Прорыв». В «Вороне» мы смотрели передачу регулярно.
– Существует три естественные реакции на п-п-п-п-подобные критические с-с-с-ситуации, – вещал доктор Кит Ивз. – С-с-с-с-сопротивление, б-б-б-б-бегство, п-п-п-приятие или и-и-и-и-игнорирование.
– Это четыре, – заметил я.
– Думаю, гуманнее соглашаться, – отозвался Норман. Они с Эбби избрали такую политику с самого начала: несправедливо разбивать иллюзию близняшек. Лично я думал, ее нужно хлопнуть сразу – если бы это было возможно. Я всегда был борцом.
– Из всех реакций, – рассказывал нам доктор Ивз, – п-п-п-п-приятие – самая опасная.
– Слышал, Норман? – спросил я.
– А что – я, например, знаю, что моя жена
Мы все переглянулись. Кен чокнулся.
– Я сваливаю к матери на пару недель, – признался Нед Пух-Торф, избравший путь бегства. – Не могу больше выносить это гнездование. Жена купила коляску и вяжет как полоумная.
Мы все соглашались – кроме Кена Вотакена, – что со стороны производителей детских товаров запруживать рынки младенческими принадлежностями, которые никому не понадобятся, – чистая эксплуатация. Я бы все это экспортировал странам Третьего мира – как несколько лет назад замороженную говядину.
– Все это – порождение жадности, – изрек Билли Оводдс.
Мы все – кроме Вотакена – кивнули.
– Подсознательной, конечно, – добавил я. – Мы столкнулись с жестоким самообманом.
Рон Харкурт предпочел стратегию игнорирования – лучшую реакцию на все эти «беременности», по мнению доктора Ивза. В случае Рона это было нетрудно. Его филиппинка, которую он заказал по каталогу, еще когда полагали, что иностранки будут рожать в этой стране, одна из немногих жен в Тандер-Спите не заявляла, что беременна. Потому что вообще отказалась от секса с Роном. Он не говорил, что любит ее. А она не могла жить без любви. Сделка не удалась. Девушка собиралась обратно на Филиппины – ее от Рона тошнило. Лучше она будет жить в бедности, но с настоящим мужчиной, заявила она.
– А что, если у них
