глазами. Джек рассказал утром о планах на день, и пес, похоже, подготовился к их осуществлению.
Джек пожал плечами.
– Не знаю, поможет ли это.
Пончик залаял.
– Надеюсь, ты прав. – Джек почесал пса за ухом. – Ну, приятель, пошли. Нам предстоит встреча с мистером Рапиновым.
– Давайте все проясним, – сказал Рапинов. – Вы утверждаете, что нарушили условия завещания.
– Верно. Тетя Софи записала, что я должен провести две недели в «Счастливых питомцах». Я нарушил это условие, поскольку провел там только одну неделю.
– И вы отказываетесь от собаки?
– Нет. Пончик останется со мной. Но я ставлю вас в известность, что хочу отказаться от наследства тети Софи.
– Хорошо, – кивнул адвокат, разглядывая Джека, как будто тот был не в своем уме.
– Это означает, согласно завещанию, что все права на наследство автоматически переходят к Лине Кросби после смерти Пончика, верно?
– Верно.
– А до этого право на управление собственностью также переходит к Лине Кросби, верно?
– Да.
– И она может распоряжаться всем по своему усмотрению?
– Все верно.
– Отлично. – Джек встал. – Пошли, Пончик, нам надо догулять наш отпуск.
Когда в дверь постучали, Лина открыла без особого энтузиазма. Там стояли Элиза и Базз, который выглядел очень решительно. Лина выдавила из себя улыбку. При виде светившейся от счастья Элизы она почувствовала зависть.
– Я рада, что ты вернулась, – сказала Лина. – У нас полно свободных номеров.
– Спасибо, я так счастлива, что снова здесь.
– Если дела будут продолжаться так, как последние два часа, то скоро у нас не останется ни одной свободной комнаты, – произнес Базз, проходя в домик вместе с Элизой.
Лина не имела ни малейшего представления, о чем он говорит, но у нее не было желания спрашивать об этом.
Базз держал в руке видеокассету и без всяких объяснений направился к видеомагнитофону.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась Лина.
– Хочу показать тебе, почему за последние два часа у нас зарезервировали пятьдесят номеров, – ответил он, вставляя кассету в видеомагнитофон.
– Правда? – спросила Лина без особого энтузиазма.
Ничто больше не интересовало ее. Мир стал для нее черным и пустым.
Иногда, просыпаясь по утрам, она продолжала лежать в постели, стараясь выдумать причину, чтобы совсем не вставать. Единственное, что заставляло ее подниматься, это то, что люди рассчитывали на нее. Если бы не ее коллеги, она, вероятно, закрыла бы санаторий, продала землю и спряталась куда-нибудь подальше.
В последние несколько недель ей стало совсем невыносимо. По телевизору беспрестанно передавали новости о суде над Уинстонами. И всякий раз это выводило ее из себя. Это было дело Джека, его триумф, его победа.
Лина стала избегать тех мест, где стояли телевизоры. Но нельзя было скрыться от газетных заголовков, от постоянных звонков журналистов, которые хотели взять у нее интервью. Вся эта суета началась после того, как один из обвиняемых сказал на суде, что стрелял в нее.
Лина чувствовала себя уничтоженной. Ее жизнь стала всеобщим достоянием. И все по вине Джека.
Джек! Она изо всех сил старалась возненавидеть его, почувствовать справедливое негодование при мысли о нем. Но вместо этого тосковала по нему так, что плакала все ночи напролет. Как можно было знать, что этот человек предал ее, и в то же время желать увидеть его, прикоснуться к нему, почувствовать его близость? Неужели она так глупа?
– Смотри внимательно, Лина, – сказал Базз, включая телевизор.
– Что это?
– Интервью с Джеком.
Лина запаниковала.
– Нет! Не включай! Я не хочу ничего видеть!
– Жаль, – вздохнул Базз, – но тебе придется это посмотреть.
Она тяжело опустилась на диван и обхватила голову руками, думая, что не выдержит, если увидит его.
Когда его представляли, Лина готова была разрыдаться. Человек, которого все считали героем, разбил
