Том II: Отряд

— Насколько я могу судить, ты не упустила ничего существенного.

— И теперь я должна выбирать…

— И я тоже.

— Нет. На этот раз нет. — Флора окинула взглядом собравшихся. — Ты сама напомнила мне. Оленя убила я. Мне решать.

— Только если я с тобой соглашусь. — Это вырвалось прежде, чем Аш успела прикусить язык. Она поморщилась, недовольная собой. «Так оно и есть, но сейчас не время об этом напоминать.

Вот дерьмо».

Чувствуя под ногами пропасть, Аш продолжала говорить при неодобрительном молчании окружающих:

— Ты можешь сколько угодно рассуждать о том, что будет через двести лет. Но ты забываешь о сегодняшнем дне. Одна шальная стрела, один камень, пущенный из баллисты, один подосланный в город убийца — и «чудо» Диких Машин совершится сейчас. Мне все равно, сколько бы моя сестра… — Аш намеренно подчеркнула последнее слово, — сколько бы моя сестра ни рассказала о расположении визиготской армии и об их планах.

Она смотрела только на Флору, не замечая ни шепота Ансельма, который озабоченно втолковывал что- то Анжелотти, ни бесстрастных турок, ни бургундцев, в их непревзойденных доспехах, даже после месяца осады поражавших великолепием.

— Флориан, ради Христа, разве ты не понимаешь? Я не хочу раскола, но смешно даже думать о том, чтобы выдать ее Гелимеру. — Аш снова поморщилась. — А оставить ее в живых здесь слишком опасно для тебя.

— Я не опасна, — тихо заговорила Фарис, и в ее голосе снова прозвучал знакомый горький юмор, — Я не угрожаю герцогине. Ты забыла, сестра: смерть герцогини Бургундии означает победу Диких Машин — и тогда я потеряю себя, стану просто… каналом, по которому потечет их сила… — Она с трудом подбирала слова. — Думаю, меня просто… сметет. Джунд Аш, я не меньше тебя хочу, чтобы герцогиня жила!

Ее речь произвела впечатление на бургундцев: Аш видела по их лицам. Она и сама поежилась, вспоминая звучащие в сознании древние голоса — голоса, сметающие, уносящие, как листок по стремнине потока, затягивающие в водоворот…

— Я и не утверждаю, что ты проникла сюда с намерением ее убить, — сухо проговорила Аш. — Милый Зеленый Христос на Древе, лучше бы ты сидела под Дижоном со всем своим войском!

В ее голосе невольно прозвучали жалобные нотки. По комнате пробежал смешок.

— Только что пробило половину, — напомнил Роберт Ансельм. Его голос успокаивал, несмотря на то что сам он оглядывался на дверь, словно каждую секунду ожидал появления гонца с недоброй вестью. — Надо решать.

Флора снова сцепила перепачканные пальцы, сжала так, что побелели костяшки.

— Мне не раз приходилось принимать трудные решения в отрядном госпитале.

«Вот сейчас, пока она раздумывает…»

Аш не подняла руку к рукояти меча, но на лице Анжелотти мелькнуло одобрительное понимание — он заметил движение — ноги чуть расставлены, тело в равновесии, когда Аш приняла так называемую «боевую стойку». Каждый наемник знал эту позицию. «Кроме Флориана», — поправилась Аш. Золотоволосая женщина по-прежнему задумчиво хмурилась.

Между Фарис и мной слишком много людей де Ла Марша — одним движением не достать. Но я теперь их командир, так что…»

Роберт Ансельм шагнул к ней. Аш не оглянулась, сосредоточенная на расположении каждого возможного противника.

— Не думай ее обдурить, — пробурчал Роберт. — Если дойдет до дела, пойдут за ней, не за тобой.

— Если убрать ее… — Имена привлекают внимание их владельцев: Аш не назвала «Фарис», — остальное уже не важно: дело сделано.

Роберт умудрялся сохранять наружную невозмутимость, искоса посматривая на герцогиню и бургундских стражников, на визиготку в окружении рабов. Он проворчал:

— Попробуй, убей ее — и получишь гражданскую войну.

Аш обожгла взглядом широкоплечего воина, все еще красовавшегося в кирасе с чужого плеча. Он ответил спокойным немигающим взглядом.

— Тогда док в жопе, — продолжал он, — а вместе с ней и вся Бургундия. Развяжи гражданскую войну в Дижоне — и с Бургундией покончено. Крысоголовые сделают из нас отбивную, девочка: спасибо и спокойной ночи. А через двадцать лет эти бляди вырастят себе нового монстра, и никто им не помешает.

Это наконец выбило у нее из головы Фарис, и Аш наконец увидела то, что отказывалась видеть. Простая мысль: «Да, никого не останется, ни одного человека бургундской крови. Будет бойня, как в Антверпене и Оксоне. И это означает победу Диких Машин, когда бы они не сделали новую попытку, потому что остановить их будет некому».

— Ox, сукин сын, — выдохнула Аш и потерла глаза. Мускулы блаженно расслабились. Аш оскалила зубы. «И чему это я так радуюсь?»

Ответ пришел мгновенно: «Тому, что не мне пришлось решать».

Аш стыдилась самой себя. Она коротко мотнула головой. Даже стыд не мог заглушить облегчения. Разум, не находивший бреши в рассуждении Ансельма, вопил: «Не тебе решать, Флориан, а спорить с ней нельзя, не то погубишь все…»

— Заткнись, — буркнула Аш и пояснила оторопевшему Роберту: — Это не тебе. Ты прав. Да. Лучше бы ты ошибался.

«Знать бы, вправду ли я этого хочу».

Аш махнула рукой Флориан.

— Твой выход!

Темно-золотистые брови герцогини сошлись на переносице, взгляд так ясно отражал душевную трусость Аш, что та отвела глаза.

И встретилась взглядом с сестрой. Фарис стояла у обеденного стола, водя пальцами по узору струганных досок. Она не двигалась и не смотрела на герцогиню.

«А что бы я сделала на ее месте?»

Аш не позволяла себе взглянуть на Виоланту и Аделизу.

Флора провела ладонью по лицу — движением, которое Аш тысячу раз видела в госпитальной палатке, — и тяжело вздохнула. Герцогиня не стала оглядываться в поисках помощи, одобрения или поддержки.

— У меня здесь пациенты, — сказала Флора. — Я буду в госпитале. — Она кивнула Ла Маршу. — Вы с Аш допросите Фарис. Встретимся после обедни и обсудим полученные сведения .

Кто-то облегченно вздохнул — Аш не заметила, кто именно: Джон де Вир, де Ла Марш или Ансельм.

Фарис тяжело опустилась на лавку рядом с Виолантой. Она побледнела, как после тяжелой болезни. Огромные глаза глубоко провалились в глазницы.

— Я сейчас не в госпиталь, а к сборщикам милостыни, — спокойно поправилась Флора. — Они хотели обсудить со мной раздачу продовольствия. Когда придут со стены, найдите меня.

2

Милосердная темнота опустилась раньше, чем в аббатстве пробили обедню.

Короткий зимний день умер. Аш, откинувшись на стену у камина отрядной башни, вытянула ноги. Вдоль щели каменной кладки все еще висели стебли плюща. «Еще не кончился день рождения Христа, — смутно подумалось ей. — Бойня Христовой Обедни».

Бланш, прикрывшая свалявшиеся волосы грязным платком, вытерла о подол исхудавшие руки.

— В госпитале кончились запасы гусиного жира. Слишком много обожженных.

Аш за спиной сжала кулаки. Голое мясо под повязкой жестоко саднило. Пока с пострадавшего бедра срывали прикипевшую одежду вместе с набедренником, она сжимала зубами рукоять кинжала. На дереве