вот ответ на ваши слова «просто спросите доктора Изобель: когда мне разрешается сообщить новости об ее открытии нашему управляющему?».
Если это абсолютно необходимо для осуществления издания книги доктора Рэтклифа, можете раскрыть своему управляющему сообщение Пирса от 03 декабря 2000. Но при одном условии: что дальше не пойдет, пока я не буду готова издать пресс-релиз.
Можете сказать ему, что я подтверждаю каждое слово, написанное доктором Рэтклифом. Мы действительно нашли Карфаген визиготов.
И. Напир-Грант.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. 15 ноября 1476. Опасная осадаnote 13
В предательском свете луны Аш лавиной скатилась к подножию обрыва, вместе с комьями земли.
После леса восстановилось ее ночное зрение. Луна с безоблачного неба освещала холодным светом дорогу, на которой Аш присела на корточки.
Что за дерьмо! Вокруг — одни трупы!
Чистое небо — признак низкой температуры воздуха: в лунном свете сверкал иней на покрытой глубокой грязью дороге, паутинками льда подернулись лужи, заполненные водой рытвины дороги, просторы болот. Вокруг нее бок о бок застыли в слякоти, в непролазной грязи не распряженные повозки с людьми, лошади с костлявыми выгнутыми хребтами спали стоя, в изнеможении повесив головы. А люди — мужчины и женщины — мешком рухнули на землю и уснули, не обращая внимания на покрывшую их и все вокруг смерзшуюся грязь.
Аш замерла, присев на корточки, остро ощущая холод, прислушиваясь, не раздастся ли крик.
Не слышалось ни звука.
Она утерла слезы, навернувшиеся на глаза от холодного ветра, и подумала: нет, это лишь смахивает на поле боя; но тут нет трупов, наваленных штабелями высотой в человеческий рост; нет грабителей- мародеров, нет ворон и крыс, нет сохнущих луж крови; и нет запаха схватки, засады, резни.
Эти люди не убиты, они спят.
Это беженцы.
Уснули, измученные, там, где их застала темнота.
Она сидела совершенно неподвижно, настороженно наблюдая за малейшим движением — не начнут ли они пробуждаться, и старалась сориентироваться на местности. Позади нее — лагерь отряда Льва; значит, эта дорога идет на юг от Дижона к Оксону. Дижон впереди, на расстоянии мили, между ними заливные луга и вторгшаяся армия противника.
Ее вдруг осенила мысль: «Я, конечно, могу просто встать и уйти. Не заходя в Дижон. Просто уйти; оставить Флору и Фарис, отряд и Дикие Машины. Оставить все, потому что теперь все изменилось. Я ведь всегда хотела быть просто солдатом…»
И все это кончилось на берегу Карфагена. Это закончилось, когда что-то заставило меня направиться к пирамидам, Диким Машинам.
С юга прозвучал отдаленный звук охотничьего рога — на волков. Еще и еще; и снова тишина.
Все еще хочется сбежать?
Она почувствовала, как у нее кривятся губы.
«А я и есть солдат. Позади меня — пара сотен живых, дышащих причин, ради которых мне требуется получить ответы прямо сейчас.
Конечно, я могла бы слинять и оставить их под командованием Тома Рочестера. Убраться в другое место. Наняться, как свинья. Бросить попытки удержать всех их вместе…»
В животе что-то скорчилось, и она поняла, как ей страшно. Страшнее, чем она думала.
Не потому ли, что безумие — сейчас отправляться к визиготам? Безумие и есть. «Меня может пришить какой-нибудь идиот-стражник без лишних вопросов. Фарис может приказать прикончить меня. Или отправить на корабле назад в Карфаген — или что у них там от него осталось. Я думала, что после Базеля я ее знаю — но знаю ли? Опасно просто до глупости!
И все это может произойти до того, как я получу ответы на свои вопросы.
Снаряжение выбросить, меч выбросить, — думала Аш. — Лечь и заснуть рядом с этими женщинами, утром подняться и пойти с ними дальше. Лицо можно спрятать, но меня и так никто не узнает; во всяком случае, никто из этих беженцев.
В этой войне беженцев, должно быть, сотни тысяч. Ну, будет одной теткой больше. Дикие Машины пусть себе манипулируют армией Фарис, но меня-то не найдут. И я выберусь из Бургундии. Прятаться можно месяцами. Годами.
Угу, как же. Без снаряжения, без меча; и тут меня как раз изнасилуют и убьют, просто из-за того, что на мне сапоги».
Никто не шевелился, все спали в глубоком изнеможении.
Она осторожно поднялась на ноги. Поверх кольчуги на ней была подпоясанная поясом с пряжкой короткая тога, а поверх этого — плащ, и ее снаряжение не было заметно. Одной рукой она придерживала ножны меча. Лицо под капюшоном и шлемом казалось ей обнаженным. Холодный ветер разметал волосы по покрытым шрамами щекам; волосы были слишком короткими и не попадали ей в глаза.
«Выживу, — думала она. — Пока не умру от голода».
Стойкий запах мочи. Дорога провоняла мочой и экскрементами. Аш переступала через глубокие колеи, оставленные колесами повозок, бесшумно передвигалась по промокшей земле между куч лежащих тел.
Только через минуту она сообразила, что вокруг много детей: почти у каждой семьи были младенцы в пеленках или маленькие дети. Кто-то вдали закашлялся; заплакал маленький ребенок. Аш сощурилась от ночного холода.
«В этом возрасте я была рабским отродьем в Карфагене. И судьба мне была — попасть под нож».
Двигаясь по грязи с звериной осторожностью — а здесь собак не было, только несколько лошадей, только пешие беженцы, и имущество только то, какое могли унести на себе, Аш осторожно ставила сапоги на землю, стараясь не попасть в выбоины, и пересекла проезжий тракт. У нее возникло непреодолимое желание — сбросить плащ, покрыть им хотя бы одного ребенка, но она двигалась машинально, украдкой, и ноги пронесли ее мимо.
«У меня с Фарис больше общего, чем у каждой из нас с этими людьми».
В холодном воздухе под луной ее дыхание клубилось, как белый пар. Не размышляя, она свернула на север, с трудом пробираясь к перекресткам и мосту на север от города.
«Куда же мне убегать, когда Роберт и остальные ребята в Дижоне. И отряд это знает, и я это знаю; вот почему у нас не было другого выбора, кроме как идти сюда.
Да провались герцог Оксфордский, провались Джон де Вир: почему он не привел весь мой отряд в Карфаген?.. Я сейчас была бы за полмира отсюда!
Ну ладно, что сделано, то сделано.
Я все же послушала бы голос умершего…
Годфри — ах, Иисусе! Плохо мне без Годфри!
Так плохо, и воспоминания настолько живы, будто я слышу его наяву?»
Она с трудом брела среди промерзшего кустарника, по земле, которую при дневном свете пересекла бы за минуты. Она, кинув взгляд на луну, заметила, что прошло около часа; и тут она оказалась на холме, а впереди возник мост и большая северная часть лагеря осаждающих.
«Сукин сын…»
С утеса они с Джоном Прайсом видели только западный берег реки: палатки на протяжении трех- четырех миль на холмах, прежде покрытых виноградниками и нивами и заливными лугами. Теперь по ту сторону моста, на север от города, стояли только сотни палаток, белых в лунном свете; и еще дальше — темные строения, это могли быть полевые укрепления, выстроенные как зимние квартиры. И еще больше крупных осадных механизмов: требушеты и квадратные силуэты укрытых башен.
Големов не видно.
Мост был не освещен, только тут и там горели костры по периметру с этой стороны, и вокруг них периодически перемещались стражники. На деревьях висели останки давно повешенных: молчаливое
