Том II: Отряд

подтолкнула его к материнскому животу.

Аш отдернула свои голые руки.

Теперь, когда рыло свиноматки почти лежало на поросенке, она, казалось, его заметила. Отвесив челюсть, она вгрызлась в белую нить последа. Ее голова снова упала плашмя. Она больше не замечала новорожденного, не вылизывала его, но к этому моменту его рыльце уже прочно вцепилось в мех на ее животе, обнаружило сосок.

— Только не в снегу, — бормотала Аш, полная сострадания. — Он не выживет.

— Да и не такие странные дела происходили. Слава тебе Господи.

— Годфри?

— Тебя трудно отыскать!

Под тяжелой походкой Роберта Ансельма задрожали половицы возле ее головы, он протопал мимо нее к очагу, где стояло подогретое вино. Она с открытыми глазами откатилась подальше. И прошептала, укутанная в халат и меха-одеяла:

— Только когда я захочу. Может, ты демон. Так что скажи-ка мне то, что можешь знать только ты. Ну!

— В Милане, когда ты была учеником оружейника, ты спала под верстаком своего хозяина, не имея права ни входить в гостиницы, ни выйти замуж без его разрешения. Я бывал там у тебя. Ты говорила, что хотела бы. учредить бизнес по торговле оружием.

— Боже, ну да! Я теперь вспомнила…

— Тебе было одиннадцать, насколько мы могли вычислить. Ты мне сказала, что устала от необходимости разбивать головы мальчиков — учеников. По-моему, ты это делала метлой, с которой спала.

— Годфри, но ты же мертв. Я тебя видела. Я пальцы засовывала в твою рану.

— Да, я помню, как умирал.

— Ты где?

— Нигде. В муках. В чистилище.

— Годфри… кто ты?

«Пусть скажет душа», — подумала она. Ногти больно врезались в ладони. Перед ней промелькнула вся история ее отряда — она слышала голос Анжелотти, тут, в переполненной комнате; Томас Рочестер; Людмила Ростовая громко жаловалась на ожоги, перевязанные и намазанные толстым слоем гусиного жира. Тихо, заглушаемая шумом, она прошептала:

— А теперь ты кто?

— Посланец.

— Посланец?

— Здесь, во мраке, я могу молиться. И мне приходят ответы. Это ответы для тебя, дитя, Я старался поговорить с тобой; передать тебе эти послания. Но ты никогда не расслабляешься, только на грани сна.

У нее волосы зашевелились на затылке. Хотя она лежала ничком, все ее тело сжалось в предчувствии надвигающегося нападения.

В памяти Аш мгновенно промелькнул калейдоскоп сотен стычек, сотен битв, где она участвовала; и в голове у нее всегда звучал этот же голос: «Советую это, советую то, нападай, отступай '. Каменный голем: военная машина. И сейчас она слышит этот же голос: но все же не такой, совсем изменившийся, освященный неким присутствием.

— Это ты, — подтвердила она. Глаза ее наполнились слезами, но она их не заметила. — Мне все равно, кто ты — демон или чудо, но я намерена впустить тебя назад, Годфри.

— Я не тот, кого ты знала.

— Мне все равно, что ты не святой или не дух. Ты вернулся домой, — Аш, лежа под своими одеялами и мехами, закрыла руками лицо. Теплым дыханием грела свою холодную кожу. — Знаешь, что ты говоришь со мной точно так же, как каменный голем? Годфри — ты его тоже слышишь?

— Со мной говорит некий голос, о войне. Я подумал, что раз уж я стал… этим… что такой голос — наверное, твоя военная машина. Я пытался говорить через него, обращался к людям Карфагена, но они посчитали мои слова какой-то ошибкой.

Аш отняла руки от лица. Хотя бы чтоб увидеть, что в комнате уже зажгли свечи, что она лежит в своей постели, вокруг люди ее отряда, а не в засыпанном снегом лесу, и не в камере в Карфагене. Перед ее глазами был желтый свет; ей стало жарко, потом холодно.

— А моя сестра? Она тоже говорит с тобой?

— Со мной — нет. Я пробовал. Но теперь она и с военной машиной не говорит.

— Не говорит?

«Не с тех пор ли, как я побывала у нее? С прошлой ночи? Дерьмо! Если это так…»

— Слезы Иисуса! — набожно произнесла Аш. — Если это так, значит, нападение на стену — не по совету…

— Стену?

Сильно встряхивая головой, Аш прошептала:..

— Роли не играет! Сейчас не до того! Дерьмо, если она сама так решила — стрелять по своим, — ну, это было довольно дерьмовое решение!

— Дитя, я не уловил смысла.

— Но ты слышишь все же? Если она обращается к нему… к тебе — ты это слышишь?

— Я слышу все.

— Все?

Этажом ниже трещали половицы и доносился шум — это пришла смена с дежурства: буйные, воинственные, громкоголосые новобранцы. Аш передернуло.

Она заговорила, едва шевеля губами:

— Годфри, я дала слово, что опять обращусь к каменному голему. Я его боюсь. Нет, не так — я боюсь того, кто говорит через него. Других машин.

— Они называют себя «Дикие Машины». Как будто твоя военная машина — ручная и домашняя!

Ее охватили страх и изумление. Она подумала сначала:

«Но ведь он не должен знать о них, он погиб до того, как я обнаружила?» А потом: «Но это ведь Годфри. Он-то всегда знает».

— Откуда ты о них узнал?

— Со мной говорит не один голос. Дитя, я здесь среди множества голосов. Я пытался говорить с тобой, но ты отгородилась от меня стеной. И тогда я стал слушать их. Возможно, я на краю Ада, и я слышу разговор великих демонов между собой: это Дикие Машины.

— Что… что они говорят?

— Они говорят мне: «Мы тебя изучаем…»

Когда Годфри повторял эти слова, она услышала эхо тех голосов, которые привели ее некогда в смятение.

— Может быть, они хотят узнать людей, — сказала она и добавила с трудом, стараясь говорить с сарказмом: — Один Зеленый Христос знает, почему! Они двести лет слушали военные сообщения от обширной визиготской империи, они все должны знать о придворной политике и предательствах, что следует знать!

— Я слышу их, эти голоса во мраке. Они говорят: «Мы изучаем Милость Господню к человеку…» Они говорят: «Прошлым летом солнце зашло над землями Германии». Я слышу, как они говорят: «Это была еще проба нашей силы».

Все ее тело всколыхнулось от глубокого вздоха.

— Да, ты действительно слышишь их. Мне они тоже это говорили.

— Что послужило демонстрацией силы? Но это было сделано не для того, чтобы принести тьму в христианский мир. Это было сделано, только чтобы посмотреть, могут ли они проявить такую силу? Могут ли