Сикелианос
в этом мирном гадюшнике, со своего постамента
наблюдающий сверху сквозь дымку
Коринфский залив,
мрамор плеч и его головы (чуть огромнее, чем
у живого) окрашен закатом над красной
черепицею Дельф.
Он был сущностью. Не побуждавшей
ни к рвению, ни к поврежденью.
Повреждение было
на тропе, огибающей холм: пара дырок от пуль
небольшого калибра,
паутиною трещин покрывших стекло
раки, ржавого ящика из листового железа
с щелью, стертой монетами,
ниже закрытой витрины.
Где хранились, целехоньки, лампа
бутылочного стекла,
лампадное масло в бутылке из-под шипучки
и цветная икона, выдранная из журнала.
И другое — ниже и позади
головы поэта — растресканная золотая
толстопятая туфля. Это почти пустая
могила под кипарисами, сухо, неглубоко
выдолбленная в кладбищенском камне; последней
в ней ненадолго осталась
женщина из поколения
Сикелианоса. Почти ничего
не уцелело, кроме доски со смертью
около девяноста, парочку лет тому,
пластикового букета, мелких костей, обувки.
Сикелианос сгущается,
слыша в пространстве
зов затвердеть, обрести постижимый размер
мраморной формы,
струящей меж этих холмов
чистую ноту заката; уже
без никаких обязательств
к подробности, изображенью, скопленью предметов.
Дерек Уолкотт
Дерек Уолкотт (Derek Walcott) родился 23 января 1930 года в Кастри, о.Сент- Люсия. Поэт, драматург. Окончил в 1953 году Университет Вест- Индий (Кингстон), работал учителем в школе, журналистом в 'Public Opinion' и 'Trinidad Guardian'. В 18 лет он опубликовал свой первый сборник '25 Poems' (Port.-of-Spain, 1948), за которым последовала вторая книга 'Epitaph for the Young' (Bridgetown, Barbados, 1949). Обе были несвободны от влияния английской поэтической традиции. Другими его увлечениями стали живопись и театр: в 1950 году в Кастри состоялась выставка его картин; позднее, в 1957-м, он изучал искусство театра в Нью-Йорке. За истекшие годы Уолкотт написал более дюжины стихотворных драм; 'The Sea at Dauphin' и 'Six in the Rain' были поставлены в Лондоне (1960), так же как и пьеса 'Remembrance' (1990)[408]. Поэзия, тем не менее, осталась его первой и постоянной любовью. Следующие два сборника Уолкотта, 'Poems' (Kingston, 1953) и 'In a Green Night' (London, 1962), принесли ему успех и признание. Критики отмечали изощренную мысль и чарующее взаимопритяжение карибской изустной и классической европейской традиций. В дальнейшем все его книги публиковались в Лондоне и Нью-Йорке: 'Selected Poems' (1964), 'The Castaway, and Other Poems' (1965), 'The Gulf, and Other Poems' (1969), 'Another Life' (1973), снискавшая себе добрый том критических работ; 'Sea Grapes' (1976), 'Selected Poems' (1977), 'The Star-Apple Kingdom' (1980), 'The Fortunate Traveller' (1981), 'Midsummer' (1984), 'Collected Poems: 1948-1984' (1986). Бродский назвал Уолкотта 'метафизическим реалистом' и 'великим поэтом английского языка', отмечая, что 'потребность в детализации окружающего мира придает уолкоттовской энергии описания подлинно эпический характер'[409]. Эпическая поэма Уолкотта 'Omeros' (London-Boston, 1990) является мифологической интерпретацией истории его народа[410]. Приспосабливая дантовские терцины и пользуясь гомеровскими лейтмотивами, он отдает в ней честь двум великим мастерам Поэзии, одновременно вдыхая новую жизнь в персонажей мифа. Эта работа была высоко оценена за ее остроумие и словесную игру, совершенство рифм и музыкальную утонченность — качества, присущие творчеству Уолкотта на всем его протяжении. Дерек Уолкотт стал лауреатом Нобелевской премии по литературе 1992 года.
БЕСПОЩАДНЫЙ СУДЬЯ[411]
Интервью с Дереком Уолкоттом
29 сентября 1990, Лондон
Все мы были потрясены, когда умер Роберт Лоуэлл. Он внушал любовь, был очень приятным человеком, и он был очень добр ко мне, когда я приехал в Нью-Йорк. Впервые я встретился с ним в Тринидаде, И! потом он и его жена Элизабет Хардуик были очень добры ко мне и моей жене, когда мы переехали в Нью-Йорк. Это было очень, очень горько. Мы с Сюзан Зонтаг, Роджером Страусом и Пэтом Стронгом, редактором, вылетели из Нью-Йорка в Бостон. Но никаких следов Иосифа, о котором они справлялись, не было. Произошла какая-то путаница в сроках, связанная с вылетом в Бостон. Затем я отправился на похороны, они были очень многолюдны. В церкви какой-то человек подошел и занял место рядом со мной. Я не знал, кто это такой, но у него было очень интересное лицо, прекрасный профиль, он высоко держал голову и был очень сдержан. Но мне было видно, что он тоже переживает это горе. Я предположил, что это может быть Иосиф Бродский. Уже не помню, были ли мы представлены после похорон, на улице, и в какой момент я заговорил с ним. Я думал тогда только о смерти Роберта. После этого мы отправились домой к Элизабет Бишоп, где была уйма народу. Трудно сейчас сосредоточиться на том, когда произошел какой-то контакт, но так случилось, что по возвращении в Нью-Йорк у нас завязалась очень стойкая дружба и мы часто виделись друг с другом[412].
Я слышал о процессе[413]. Думаю, я видел пингвиновское