Завтрак готовится к 11–12 часам, обед затягивается до 19–20 часов. Горение костров в ночное время демаскирует расположение лагеря. При недостатке продуктов выдача их не нормируется.
Из разговора с начальником боепитания патронов винтовочных недостаточно, но в палатках валяются патроны, ружья ржавеют, но оружейные мастера используются для разжигания костров.
Вывод: лично мое мнение, нужно жестокое наведение порядка, покончить с самотеком, который царит в отряде. Капитан Юрьев. 18.12.41»
Этот период характеризуется массовым дезертирством из ряда отрядов. Выскажу крамольную мысль о том, что ряд командиров сами провоцировали партизан к тому, чтобы они уходили из отряда. К примеру, командир Сейтлерского отряда. «Куликовский на каждом шагу орал и запугивал партизан расстрелами, выпроваживая на все четыре стороны. Не прочь избить партизана» [21, с. 116]. Подлинная причина такого поведения, помимо личных качеств того или иного командира, крылась в том, что продуктов не хватает, а уменьшение числа едоков всем во благо. К тому же острой необходимости в таком количестве партизан не было. Примечательно, что если в Бахчисарайском отряде выход боевых групп был поставлен по графику: одни воюют, другие готовятся, третьи отдыхают, то там и дезертирство носило исключительно случайный характер. В тех отрядах, где люди не были заняты постоянной боевой работой, дезертирство было естественным спутником партизан, так как уходили далеко не всегда трусы и шкурники. Уходили и от произвола командира, уходили в другие отряды именно ради желания воевать.
В лес они пришли с чемоданами, баулами. Настроение у всех одно: переждать в лесу месяц-другой, а там «непобедимая и легендарная» разобьет всех врагов, и можно будет возвращаться на свои высокие должности. Чувствовалось, что они принесли в лес золотишко и периодически его перепрятывали. Все это выглядело очень забавно. Когда начался голод, а в 3-м Симферопольском он начался очень быстро, они все перемерли как мухи. Умирали прямо у нас на глазах.
Мы молодые, сильные ходим на дорогу, нападаем на машины, а они сидят и ждут, когда мы что- нибудь в общий котел принесем»
Между военными и гражданскими партизанами началась грызня из-за продуктов питания. Гражданские говорили, что мы пришли партизанить на их хлеб, а мы отвечали, что мы за вас воюем. С первого же дня в отряде с продовольствием было трудно. При выходе в лес отряды продовольствие не успели забазировать в ямах»
«По соседству с нами был Зуйский отряд, у которого продовольствия было очень много. Неоднократно обращались за помощью, но получали отказ». «Здесь была вражда между двумя отрядами и между бойцами. В Зуйском отряде было мало военных. Был один пограничник, он мне часто помогал, нет-нет и даст одну пышку. Мне это было очень кстати, так как ел только конину, а хлеба не было»
Возникшие проблемы в разных отрядах решались по-разному, но в целом все происходящее можно сравнить с хорошо известным понятием «продразверстка». Все добытые в бою или на охоте продукты сдаются командованию отряда, а уже командир распределяет его среди всех. За утаивание продуктов — расстрел!
Почему я сравнил этот метод с «продразверсткой», объясню на примере Бахчисарайского отряда, так как там пошли другим путем, практически введя «продналог».
Как вспоминал командир отряда М.А. Македонский: «Дневной рацион состоял из одной лепешки, маленького кусочка конины и кипятка» [80, с. 64]. Вскоре партизаны не могли себе позволить и этого. Тогда подспорьем стала охота.
«Чтобы заинтересовать людей, мы ввели своеобразную премиальную систему. Группе партизан, которая убила оленя или козу, мы отдавали «сбой» (голову, ноги и внутренности животного), а туша шла в общий отрядный котел.
Этот порядок был введен по предложению самих партизан и выдерживался самым строжайшим образом все время, пока мы были в лесу. Привели два партизана в отряд корову — получайте ее голову, ноги, кровь, а остальное — на всех. Подстрелил партизан зайца — половину тушки возьми, вторую половину отдай отряду.
У нас не было случая, чтобы кто-нибудь, кому повезло на охоте, утаил добычу от товарищей. По законам леса такого партизана мы бы расстреляли.
Премиальная система применялась и на продовольственных операциях. Скажем, проводится налет на мельницу или на склад — участники операции получают награду: восемь котелков муки каждый отдает отряду, девятый оставляет себе.
Благодаря такой практике, люди, как бы ни было им тяжело, охотно шли в дальние походы, на опасные операции.
Несмотря на все наши старания, бывали дни, недели, когда партизаны не получали никаких продуктов, ни ложки муки, ни кусочка мяса — абсолютно ничего. Чем мы тогда питались? Пожалуй, легче сказать, чего мы не ели, потому что ели буквально все: молодые побеги, листья, траву, древесную кору, прошлогоднюю картошку, трупы павших животных и т. д. Шкуры убитых оленей, снимали с ног обувь — постолы, резали их «на лапшу» и варили. Все, что можно было жевать, что хоть как-нибудь усваивалось желудком, — все шло в пищу»
«Возвращаюсь из разведки, — рассказывает Костя — вижу внизу в балочке четверо партизан из соседнего отряда втихаря барана разделывают, я за камень сверху присел, чтобы меня не видно было, и как гаркну: «Хендехох» и… очередь вверх, они от неожиданности винтовки побросали, и — кто куда, ну, я барана припрятал — и в отряд». Подкормились мы этим бараном, силенок, конечно, сразу прибавилось, да так, что в этой разведке мы захватили немецкую машину, кстати, с продуктами, и принесли их в отряд вместе с остатками барана»
С потерей продовольственных баз резко изменилось положение Центрального штаба. Еще в начале ноября А. В. Мокроусов отстраняет от должности и переводит рядовым бойцом заведующего снабжением штаба Т. Д. Якушева. Примечательна причина смещения — за пьянство [14, с. 4]. Пока еще было, что пить и чем закусывать, но к декабрю ситуация изменилась кардинально. В ходе прочеса А.В. Мокроусову и его штабу с трудом удалось вырваться из плотного окружения. Пробивались с боем, несли потери.