нравится мой муж?
— Да, очень. Настоящий джентльмен, как в заграничных фильмах.
Невеста не поняла издевки и была так польщена комплиментом, что представила Марию жениху и гостям как близкую свою подругу.
Ввиду того, что свадебное торжество почтил своим присутствием начальник гестапо Гейзен, сниженный в должности и назначенный на место погибшего Штаммера, состав гостей был строго подобран: со стороны отца невесты — служащие полиции, со стороны жениха — гестаповцы.
Соседом Гревцовой за столом оказался Браух — немецкий офицер в чине обер-лейтенанта. У него были вьющиеся белокурые волосы, мягкие, мечтательные глаза и холеная, как у девушки, кожа. Он ухаживал за Марией, называл ее Мерхен, многозначительно говорил, что ему нравятся русские девушки и что он тоже обязательно женится на русской, только до сих пор не нашел себе невесты.
Первый тост за счастье новобрачных провозгласил отец невесты. Он собрался уже произнести и второй тост, но его небрежным жестом остановил Гейзен и, попросил Гревцову переводить вслед за ним каждую фразу, размеренно начал:
— Вот вы подняли бокал за счастье, — он вежливо поклонился отцу невесты. — А что такое счастье, с моей точки зрения? Счастье — это покой, покой и уверенность. Уверенность в том, что и сегодня, и через год, и до конца своих дней я буду жить в своем собственном доме, пользоваться комфортом. Я должен быть уверен в том, что каждый день ровно в девять часов утра жена подаст мне чашку кофе со сливками, в четыре часа дня накормит вкусным, сытным обедом, а вечером я смогу заняться развлечениями. Я должен быть уверен в незыблемости установленных нами раз и навсегда порядков. Есть люди, которые говорят, что счастье — борьба. Это фальшь. Большевики утверждают, что счастье возможно для всех. Это вредоносная утопия. Счастье — это власть, а власть — удел избранных. То, что делает сейчас Германия в России, и есть борьба за счастье избранных своего народа и его любимцев. — Гейзен галантным жестом указал на сотрудников полиции. — Мне нравится хозяин этого дома как человек, но к нему, как к работнику полиции, аппарат гестапо, и я в том числе, имеем большие претензии. И мы, и все русские гости, — гитлеровец остановил на каждом русском короткий, проницательный взгляд, — с большим воодушевлением выпили за счастье новобрачных. Но ни у них, ни у нас для счастья нет главного — покоя. Я не могу с наступлением темноты спокойно ходить по городу, не рискуя жизнью. А почему? Потому что вы, господа служащие полицайуправления, плохо боретесь за наш новый порядок. Днем повелители в городе мы с вами, а ночью — партизаны. Только подумать, сколько бед причинили они! Вы плохо работаете, господа, вы забываете, что, помогая великой Германии, вы спасаете и самих себя. Вы наши глаза и уши. Так пусть же эти глаза лучше видят, а уши лучше слышат! А твердых рук у нас в гестапо достаточно. — Он поднял бокал и стал чокаться с гостями.
Во время этой длинной тирады отец невесты сидел красный, как вареный рак, и беспрерывно вытирал потное лицо. Нагоняй от гестаповцев он получал ежедневно, но никак не ожидал выслушать выговор сегодня. Он давно побаивался за свое место и браком дочери решил упрочить положение. Он попытался что-то пробормотать в свое оправдание, но Гейзен нетерпеливо прервал его:
— Довольно болтать, надо улучшать оперативную деятельность.
Начальник политического отдела полиции был уже изрядно пьян и чувствовал себя смелее, чем обычно. Он решил снять со своих сослуживцев долю вины.
— Активность партизан, — сказал он, слегка пошатываясь и проливая вино на скатерть, — находится в прямой связи с успехами германской армии. Когда русских потеснили в районе Донбасса, стало тише. Я думаю…
— Осел! А когда электростанция взорвался? А гестапо… — Гейзен неистовствовал.
Испуганный полицай выскочил из-за стола и исчез. Больше он так и не появлялся.
Гости пили «за победу великой Германии», «за процветание нового порядка», «за здоровье фюрера». Марии хотелось уйти отсюда, чтобы не слушать этих тостов, но она решила выдержать испытание до конца, тем более, что сидевший напротив в угрюмой задумчивости лейтенант не отводил от нее взгляда. Вначале Марии казалось, что он просто смотрит перед собой, углубившись в свои мысли, но стоило ей сделать какой-то жест или обратиться к кому-нибудь, как выражение глаз лейтенанта становилось менее рассеянным. А когда охмелевший Браух положил руку на ее плечо, лейтенант брезгливо поморщился.
«Что ему нужно? — с тревогой думала Мария. — Следит? Но уж слишком явно. Понравилась? — Мария усмехнулась: — Тоже нашел красулю».
Украдкой она стала наблюдать за лейтенантом. Пил он много, с каждой рюмкой мрачнел и не проронил ни слова.
Когда пьяная компания встала из-за стола, Мария вышла на веранду и прислонилась разгоряченным лбом к холодному стеклу.
Огромная луна недвижимо стояла в небе, словно запуталась в скелетных сочленениях лишенного крыши мартеновского цеха. «Даже луна сейчас, как пленница, за решеткой». Мария с жалящей болью вспомнила о своих недавних мечтах. Накануне войны она должна была держать экзамен в вуз, посвятить себя изучению небесных светил. Этот таинственный мир привлек ее внимание еще в раннем детстве, когда она посмотрела кинокартину «Аэлита» — о полете на Марс. Детский ум Марии воспринял жизнь на Марсе как правду. Когда Мария повзрослела и узнала, что наличие жизни на Марсе еще не доказано, она загорелась мечтой добраться до истины, заняться исследованием далекого романтического мира.
И вот все рухнуло. Война, оккупация… Началось страшное существование. Только сознание своей полезности для подпольной организации и надежда на скорое возвращение привычной ей жизни поддерживали ее душевные силы.
Дверь скрипнула, и на балкон вышел Браух. Он шумно вдохнул в себя воздух, подошел к Марии, схватил и прижал к углу веранды. Девушка рванулась, но руки у Брауха оказались железными.
— Ударю, — со сдерживаемым бешенством сказала Мария, отворачивая лицо, и вдруг увидела лейтенанта. Он стоял на пороге, безмолвно наблюдая за происходящим.
— Gehen sie zum Teufel! — крикнул Браух. — Ich brauche keine Assoziirten [5].
Лейтенант не сдвинулся с места. Браух выругался, выпустил Марию и, оттолкнув лейтенанта, вошел в дом.
Мария поправила смятую блузку, отдышалась и, скользнув мимо своего избавителя, поблагодарила его.
В зале под звуки патефона кружилось несколько пар. Хозяин дома, маленький, коротконогий, похожий на гриб, танцевал со своей дородной половиной. Невеста, закатив глаза, в упоении прижималась к своему жениху, а он холодным, бесстрастным взглядом следил за гостями, рассевшимися на стульях вдоль стен.
В перерыве между танцами Мария, считая, что долг вежливости ею выполнен, подошла к хозяевам проститься. Стоявший рядом с ними Гейзен поблагодарил ее за хороший перевод его речи и предложил перейти в аппарат гестапо на должность переводчицы. Девушка пообещала подумать, решив предварительно согласовать этот вопрос с Сердюком.
Выйдя на улицу, Мария быстро пошла по тротуару, размышляя над тем, насколько выгодна будет подпольной организации ее новая служба. Может быть, ей удастся добывать ценные сведения. Но это будет нелегко — Гейзен достаточно умен и проницателен.
Навстречу попался патруль из трех солдат, проверил документы, пропуск и удалился. Шаги солдат еще не успели затихнуть, как Мария услышала другие шаги — торопливые, нагоняющие. Оглянулась — лейтенант. Он подошел и, спросив: «Разрешите?» — взял ее под руку.
«Дура, — попрекнула себя Мария. — Простой маневр приняла за благородство».
— Плохие гости, а хозяева еще хуже, — заплетающимся языком брезгливо сказал лейтенант, сказал таким тоном, словно отвечал на заданный вопрос.
— Вам не понравилось?
— А вы думаете, вам удалось сделать вид, будто вы в восторге от этой компании?
«Наблюдательный, сволочь, — подумала Мария. — Неужели так плохо я играю? Но когда это Гейзен успел дать задание проверить меня?»
Она остановилась.
