забытость властью многодетных матерей, матерей-одиночек, учителей, врачей (практически, в подавляющем большинстве — женская аудитория), так вот в его восприятии человеческая неблагополучность выглядит более достоверной, нежели неблагополучность в пересказе заезжего, хотя и умного думского функционера. И Полторанин выборы проиграл именно Смолину.
Впереди выборы президента. Сейчас уже известно, что предвыборный штаб Ельцина вчерне собран. (Уже никто не сомневается, что он приговорен выдвинуть свою кандидатуру.) Возглавит штаб Олег Сосковец, первый вице-премьер. Полторанин издавна, еще по Казахстану, дружен с Сосковцом. Но до исхода выборов это были симпатии на равных. Что произойдет теперь?
Я встретил Сосковца на приеме в Кремлевском дворце. Мы обменялись новогодними поздравлениями. Сосковец не предрасположен к откровениям, тем более в столь неподходящем месте. Он по натуре не очень разговорчивый человек. Доза обязательных пожеланий, пожали руки и разошлись. Я знал, что во время избирательной кампании Полторанин вытащил Сосковца в Омск. Тот совершал запланированную поездку по сибирским регионам. Я сказал Сосковцу: «Полторанин проиграл выборы. Незначительно, но проиграл. Безумие, если такой профессиональный и организаторский потенциал окажется вне событий». Сосковец после некоторых размышлений сказал отчетливо: «Я его возьму к себе».
Полторанин натура гордая, независимая, он не приемлет жалости. Он сильный человек и не умеет и не любит отступать. А кто любит? И спасательный круг, брошенный властью, он может оттолкнуть. Он привык играть на поле категориями политических значимостей. И роль помощников, советников — не его роль. Из его рассказов запомнился один эксперимент, который он проводил на живом зале. Он любил повторять свою прозорливую фразу: «Случись выборы сейчас (а это был конец 95-го года. — О.П.), Ельцин непременно проиграет. — И как бы убеждая себя, добавляет: — Дальше лучше не будет». «Значит, — вторгаюсь я в разговор, — победа Ельцина невозможна?» Он чувствует неуютность вопроса. Он разругался с президентом. Он длительное время постигал опалу. Придумал себе роль гонца с дурными вестями, человека, остерегающего главу государства. Но, вероятно, Ельцин в скрытом, бунтующем пространстве полторанинской души остается островом надежды. «Победить будет трудно. Надо очистить команду. Вот я провел эксперимент, — вдруг загорается Полторанин, — в зале битком народу, человек 500. В проходах стоят. Я спрашиваю: если в списке останется два кандидата — Ельцин и Жириновский, за кого вы проголосуете? Поднимите руки. За «Жирика» человек 30. А если Ельцин и Явлинский? Тут Грише тоже нечего делать. Те же 40 человек. А если Ельцин и Зюганов? Здесь хуже, — повествует Полторанин, — примерно одна треть за Ельцина. Коммунисты крайне сильны», — подводит черту Полторанин. Его наблюдения, бесспорно, любопытны, хотя в чем-то оправдательны — он сам проиграл коммунисту Смолину. Почему наше внимание к Михаилу Полторанину, проигравшему в 1995 году выборы и ушедшему в тень, тем не менее не ослабевает? Пожалуй, в окружении Ельцина Полторанин был самой нестандартной фигурой. Он то приближался к Ельцину, то отдалялся от него. Иногда этим перемещениям в пространстве способствовал президент, иногда это случалось по инициативе самого Полторанина. Не стану повторять того, что написал в первой книге. Ограничусь одной фразой. Полторанин прошел путь от едва ли не самого близкого к президенту человека до самого неприемлемого как для самого Ельцина, так и для его семьи. Разлад между этими двумя людьми случился не в силу вздорности и непредсказуемости их очень схожих характеров. Нет, и еще раз нет. Полторанин единственный из близкого ельцинского окружения, кто говорил с ним на равных. Именно это раздражало президента, но еще в большей степени его семью. Участие Михаила Полторанина в думских выборах 95-го года было своеобразным вызовом Ельцину, предупреждением, что он уходит в свободное плавание. Был ли это разрыв? Безусловно. Полторанин, возглавляя думский комитет по средствам массовой информации, сумел перессориться как с рядом редакторов крупнейших газет, так и с собственной фракцией «Демократический выбор России». Демократический романтизм — а он отличал очень многие поступки Полторанина — не позволял ему смириться со стремительным вырождением таких черт, как бескорыстие, независимость и неподкупность у вчерашних сотоварищей по демократическому фронту. Он взрывался, ссорился и даже хамил. Прослыл человеком неудобным и трудным в политическом общении. И как ни странно, именно эти черты обостренной независимости делали его очень весомым и полезным в думском сообществе. Сложись выборы иначе, Полторанин мог бы стать компромиссной фигурой на главный думский пост. Он не принимал ортодоксов из КПРФ, но ладил с центристами. Был в хороших отношениях с патриархом фракции Лукьяновым. Пошла в зачет и его ссора с гайдаровской фракцией, из которой Полторанин в конце концов вышел. Он достаточно жестко критиковал президента и премьера. Это нравилось лидерам КПРФ, и в будущем они не исключали фигуры Полторанина как компромиссной, будучи совершенно уверенными, что по социальной ориентации Полторанин более близок фракции КПРФ, нежели стремительно обуржуазивавшимся демократам. Так выглядела ситуация осенью 1995-го.
Но выборы оказались неудачными. И те многие «если», которые могли осуществить этот политический расклад, не случились. А потому варианты остались невоплощенными. Проиграли выборы Гайдар и его команда. Индивидуально, по одномандатному округу проиграл их и Полторанин. Ныне он занимается бизнесом. И остается яркой фигурой наших воспоминаний. Бунтарь с непредсказуемым характером, придирчивым взглядом и цепким разумом.
Ночь с 17-го на 18-е, заявленная на телевидении как ночь ожиданий, миновала. Мы закончили эфир в семь утра. Особых потрясний не произошло. В тот момент еще устойчиво верили, что команда Гайдара преодолела пятипроцентный барьер. Коммунисты выиграли, они должны были выиграть. Но разгромить центристов, либерально-реформаторское крыло им не удалось. Они выиграли устойчиво, с внушительным преобладанием, опередив блок Черномырдина более чем в два раза. Утром премьер поздравил Гайдара с преодолением пятипроцентного барьера. А спустя час разразился скандал. Рябовский подсчет по избирательным округам оказался излишне оптимистичным. «Выбор России» по мере подсчете голосов в арифметической последовательности, куда подавляющим массивом входила периферия, стал терять одну десятую процента за другой. В парламент прошли всего четыре партии и движения: 22 % коммунисты, 11,2 % ЛДПР, 9,8 % блок Черномырдина и 6,6 % блок «ЯБЛОКО». По первоначальным подсчетам «ЯБЛОКО» едва не нагоняло блок Черномырдина и имело 8,6 %. Но затем электорат стал медленно худеть. «ЯБЛОКО» потеряло больше всех, почти 2 %. И в итоге весьма сдержанно прибавило по сравнению с выборами 93-го года. Жириновский потерял почти 50 % своего электората, который перетащили к себе коммунисты и отчасти КРО. Откусив часть электората, эти движения, наподобие КРО, «Державы» Руцкого, «Вперед, Россия» Федорова, «Женщин России», аграриев, не сумели отстоять своих позиций, как и блок Святослава Федорова, который вместе с Гайдаром мог бы усилить либеральное и демократическое крыло в Думе 1995 года.
Выборы прошли, началось состязание анализов. Очевидного выигрыша достигли коммунисты, став, по сути, определяющей фракцией в будущей Думе. Отныне повседневная работа парламента будет связана с воплощением их замыслов. Средства массовой информации запальчиво обсуждают перспективы движения «Наш дом Россия», насколько крепка связка Черномырдин — Ельцин. Это очень похоже на подмену действительного желаемым. Демократической прессе сверхсложно настраиваться на волну обсуждения эволюции коммунистов в сторону социал-демократии и либерализма. Хотя очень хотелось бы! Однако отторжение слишком велико. Тон прокоммунистических изданий: «Правды», «Советская Россия», «Завтра» — победно-агрессивный: мы победили, еще полшага — и гидре демократии мы свернем голову. Что же касается либерально-демократических, они словно не слышат этой коммунистической канонады и продолжают навязчиво прогнозировать заболевание либерализмом, которого коммунистам не избежать. А после этого предрекают наступление посткоммунистической эпохи. И первым называют Квасневского. Поражение Коля и Мейджора еще далеко впереди.
Все события, которые происходили со СМИ, начиная с 1989 года, когда была упразднена 6-я статья Конституции СССР и термин «правящая партия, как единая направляющая, организующая» перестал существовать, а чуть позже был принят впервые в истории Советского Союза Закон о свободе слова; так вот, после этих событий ситуация обрела характер логичной алогичности.
Для КПСС стала неприятным откровением та быстрота, с какой правоверные газеты и журналы, еще вчера послушно выполнявшие команду «к ноге!», отрекались от своих советско-коммунистических взглядов и нырнули в совершенно неведомое и классово чуждое море демократии. В одночасье коммунисты
