просто не в курсе. Мы уже собираемся не в первый раз. Я тебе расскажу». Это было любопытное уточнение. Они уже собирались, и не один раз. Ну, собирались. Ну, думали. Ну, спорили. Кто с нами, а кто против нас? Господи, напыщенные полупримитивы! Взвешивали, надо ли приглашать Попцова. Откуда Филатов набрал этих имитаторов? Пошелестели аналитическими записками, занялись арифметикой — сложили, вычли, перемножили, разделили. Получилось негусто. Борцы за либерализм в подвешенном состоянии, и прежде всего сам Филатов. Там, за Кремлевской стеной, атмосфера удушливая, липкая. И специалисты по перекрытию кислорода никак не в опале. Александр Васильевич Коржаков с вкрадчивым заместителем Рогозиным и плюс к ним «хранитель Кремля» Барсуков грядут. Рогозин, особая статья, — нечто мистическое, экстрасенсорное человек с голосом ласковым и негромким. И взглядом туманно- сосредоточенным. Этакий толкователь восточной медицины и восточной философии. И подозрение для Рогозина — вовсе не подозрение, а форма профессионального любопытства. Он никому не признается, но это так. Рогозин человек увлекающийся и умный. Его сосредоточенность на субъекте может быть истолкована как мстительность, а может — как мистифицированная увлеченность. А посему он опасен вдвойне: и для тех, кто «над», и для тех, кто «под». И, уж подавно, для тех, кто «напротив». Третьим в команде следует считать Барсукова. Исполнителен до угрожающих степеней, не чужд Русской Идее. Таков он — микроальянс, противостоящий либералам в кремлевских коридорах. И приглашение Попцова на «тайную вечерю» было обусловлено раздумьем. Коржаков и его команда, мало сказать, недолюбливали Попцова. А раз так — на данном этапе Попцов наш союзник. Нас команда Коржакова тоже терпеть не может, впрочем, как и мы их. А поэтому Попцова надо пригласить. Примерно так рассуждали мои якобы единомышленники.
Не станем вдаваться в подробности. Тема не новая — противоборство в окружении президента. Это в стиле Ельцина — превращать свое окружение в многослойный пирог. Президент подчеркивает свою лояльность к разновариантности и даже разнополюсности. Он не вмешивается в схватки такого рода. Внезапной переменчивостью своего отношения к заглавным фигурам той или иной группировки Ельцин дает понять о своих монарших симпатиях. Чем подтверждает молву о возросшем влиянии на президента этих самых фигурантов. Вчера это мог быть Егор Гайдар, позавчера Александр Яковлев, незадолго до того Полторанин или Бурбулис. Затем на какой-то момент Черномырдин, а теперь вот Коржаков А.В., Сосковец О.Н. Этих людей нельзя назвать фаворитами. Век президентской привязанности недолог. Меняется сам президент.
Есть такое правило, такой принцип в президентском окружении: человек команды значим до того момента, пока не начинает работать на себя. Авторство этого правила приписывают Коржакову. Норма отношений изнурительная, построенная на постоянном подозрении. Суть незатухающего конфликта в ответе на вопрос: кто выставляет оценки: работает он на себя или не работает? Таким человеком не может быть президент, он занимается страной, а не командой. В таком случае — лицо, облеченное его всеохватным доверием? А кто выставляет оценки этому лицу? Скорее всего, президент.
ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО
Опрос фонда «Общественное мнение» 7 мая 1995 года. Вопрос: «Кто сегодня наиболее влиятелен, чье слово в принятых решениях наиболее значимо?» Оценка давалась по десятибалльной системе. Результаты следующие: на первом месте Виктор Черномырдин с рейтингом 9,81. На втором Александр Коржаков — 8,91. На третьем, с достаточным отрывом, Анатолий Чубайс — 6,33. На десятом — глава президентской администрации Сергей Филатов (1,6). Президент как субъект исследования не рассматривался. Такие исследования и опросы проводятся постоянно, но именно этот крайне принципиален. Фактически мы являемся свидетелями начала предвыборного наступления власти.
Где-то в середине апреля мы договорились о встрече с Сергеем Шахраем. Разговор вышел за рамки повседневных забот радио и телевидения (по распределению обязанностей между вице-премьерами Шахрай курирует средства массовой информации). Мы сделали перекрестный анализ политической ситуации. Шахрай привычно пребывал в состоянии сдержанной меланхолии, пожаловался на затянувшуюся непроясненность своего положения в правительстве, сказал, что ему надоело переживать по этому поводу. Однако выборы приближаются — надо думать. Он подготовил свои соображения о предвыборной стратегии и направил их президенту. Он мог бы высказать привычную неуверенность в том, что их постигнет судьба идей предшествующих, которые он постоянно высказывал и направлял как президенту, так и премьеру. Однако на этот раз он не сомневается. Им отмахнуться не удастся. Я поинтересовался, в чем причина такого сегодняшнего оптимизма. «У них нет выхода, — резюмировал своим негромким голосом Шахрай, — и нет идей».
Сущность концепции Шахрая — создание двух блоков: право-центристского и левоцентристского (социал-демократической ориентации). Первый должен был предположительно возглавить Черномырдин, второй — Рыбкин. Шахрай нарисовал генетическую схему взаимодействия блоков на политическом пространстве. Цель замысла проста и очевидна — удержать власть. Сергей Шахрай — сторонник прагматической демократии, однако в кабинетах современной власти он все время чужой. Почему?
Я задумался: как определить образ власти, в руках которой, по замыслу самой власти, должны остаться рычаги управления государством? Демократическая? Вряд ли. Президент после чеченского экспромта оборвал пуповину, что накрепко связывала его с демократами. Да и сама власть в исполнительном варианте морщится, когда ее называют демократической. Сегодня правительству более других досаждают именно демократы, которые еще недавно, особенно в предвыборном противостоянии 95- го года, считались главной опорой президента, а значит, и кабинета министров, сформированного его рукой. Нельзя эту власть назвать и ортодоксальной, прокоммунистической. Проще было бы считать ее властью профессионалов. Определение, устраивающее всех, но не соответствующее данности.
Естественно, что каждый член кабинета имеет профессиональное прошлое: значимое, менее значимое. И для упреков нет оснований. Всегда можно сказать, что прошлая эпоха не слишком выделяла талантливых, а следовательно, скромная значимость в прошлом не означает автоматически малоценность в настоящем. Так думать и рассуждать удобно. Некая правота на все времена. Но делать этого не следует. Следует заметить, нынешняя власть — по сути, власть смешанная и эклектичная, хотя и была зачата на демократическом романтизме. И вот что любопытно. Определение «демократическая», в большей степени предназначенное для Запада, а не для внутреннего пользования, сократило кадровый потенциал до предела. Управленцев-демократов неоткуда взять. Все заканчивается блужданием в гайдаро-чубайсовском редколесье. И эти не вызрели в полной мере, а других либо нет, либо… Младореформаторы становятся кастой. И неважно, какая это каста: неприкасаемых или гонимых. Каста — это всегда плохо.
Итак, Черномырдин посетил президента. Президент одобрил идею. Злые языки на этот счет высказались мгновенно. Барин повелел создать две партии. Крепостные зашевелились. Упреки насчет создания партии власти в достаточной степени правомерны. В России всегда все наоборот либо через колено. Сначала прошли демократические выборы в парламент вне партий, еще в 1990 году. Та единственная, по имени КПСС, переживала свой жесточайший кризис, бегство из партии превратилось в эпидемию. В партии оставались озлобленно-одержимые: власть была потеряна, однако надежда на реванш хотя и была маловероятной, но все же была. И плюс к ним пожилые сограждане, которым поздно было что- то менять, откуда-то выходить, куда-то вступать. Других партий, по сути, еще не существовало. Каждый кандидат, а их было более десяти тысяч, представлял только сам себя или партию в одном лице. Так создавался первый постоянно работающий парламент России. В истории мировой цивилизации это были самые свободные, самые демократические выборы. Каждый кандидат выдвигал свою программу, рожденную лишь собственными умениями или фантазией. Естественно, без каких-либо характеристик и механизмов претворения ее в жизнь. Вы можете себе представить съезд, на котором присутствует тысяча двести депутатов, давших избирателям клятвенные обещания выполнить тысячу двести самых невероятных программ, причем каждая из этих программ, конечно же, должна сделать сограждан счастливыми и процветающими. «Сумасшествие», — скажете вы. «Никак нет, — отвечу я, — реальность по имени «демократический романтизм», а по существу — хаос». Только после структурной диффузии внутри парламента (образования фракций) начался алогичный процесс. Парламентские фракции уже под себя, в
