депутатов. Цель замысла — расколоть не просто депутатское многолюдие, расколоть оппозицию. Предложить значимые должности с хорошей зарплатой. Оставить в Белом доме ярых и непримиримых. Дать понять обществу — разумная и умеренная часть депутатов составляет большинство и считает противоборство с Президентом бесперспективным. Депутаты, приступившие к работе в структурах исполнительной власти, президентской администрации дают направо и налево интервью, призывают своих коллег прекратить бессмысленное заседательство и покинуть Белый дом, говорят об усталости общества и гибели идей парламентаризма. С последним нельзя не согласиться. Верховный Совет много сделал для того, чтобы доказать, что парламент в России — ещё одна разновидность диктатуры, не имеющая ничего общего с парламентскими традициями развитой демократии. В этом смысле рисунок взаимоотношений парламента и Президента, парламента и правительства был выдержан в предельно контрастных тонах, не дополняющих друг друга, а взаимоисключающих. Никого не интересовало разделение обязанностей, прав, как, впрочем, и функций контроля. Борьба шла только за верховенство, а значит, право бесконтрольности и непогрешимости своих действий.
Если оглянуться назад и перечитать любые изменения статей прежней Конституции, касающиеся управления государством и обществом, нетрудно увидеть желание депутатов усечь, парализовать любую власть, кроме собственной.
Нельзя сказать, что депутаты, покинувшие парламентский лагерь, преуспели в своих обличительных откровениях и перевербовали своих коллег. Общество измучено конфронтацией, и его политические амбиции упрощены. Даже плохой конец лучше бесконечной неизвестности. Не существовало поднимающейся как на дрожжах любви к Хасбулатову либо парламенту, как не существовало и безмерной, незыблемой любви к Президенту. В этот момент симпатии оказались на стороне Ельцина, поступившего мужественно и решительно, как и подобает поступать главе государства. И уже мало кого интересовала степень бесспорности президентского шага.
Россия выросла на традициях сильной власти, потому столь велико смятение перед беспределом и беспомощностью тех, кого принято называть властью. Кошмарная череда нерешительности была наконец нарушена главой государства. В душе большинства сограждан возникла чувственная симпатия к уже позабытой силе верховной власти. Решительность в этот момент оказалась в большей цене, чем безупречность.
Захваченная событиями вокруг Белого дома и вызывающим недоумение послеуказным молчанием Президента, пресса проглядела Данилов монастырь. «Мало ли переговоров. Ну, ещё одни, подумаешь».
Просматривая газеты за последние дни сентября, я обратил внимание на два момента в поведении российского парламента.
27 сентября на переговоры с Черномырдиным делегируется не кто-то из руководства парламента, а Виктор Баранников. Кстати, сам Черномырдин в эти дни неоднократно заявлял о своей готовности поехать в Белый дом и попытаться лично убедить депутатов в бесполезности затянувшегося конфликта. Трудно сказать, кто именно: Президент, его окружение или члены кабинета удержал Черномырдина от этого шага. При агрессивности Ачалова и Макашова премьер мог оказаться в числе заложников. И второе. Договоренности, достигнутые Соколовым и Абдулатиповым в Даниловом монастыре, были аннулированы не Хасбулатовым или Президиумом Верховного Совета, а так называемым военным руководством, отвечающим за оборону Белого дома, в составе Ачалова, Баранникова, Макашова, Дунаева. И только потом по этому поводу высказывается спикер. И хотя понятно, что главным мотивом на переговорах является факт сдачи оружия, тем не менее голос военных в оценке событий внутри и вокруг самого гражданского ведомства, каковым во всех странах является парламент, становится определяющим.
Да и все воронинские маневры на переговорах крутились вокруг одной и той же проблемы: как заставить президентскую сторону признать формирования, оказавшиеся в Белом доме, законными. Здесь была маленькая хитрость. Придать незаконным формированиям статус воинских частей, якобы охраняющих Белый дом, значит признать законность указов Руцкого по этому поводу, а значит, признать законность его президентства. Плюс к тому и оружие, оказавшееся в их руках, становится обыкновенным атрибутом регулярной армии. Все происходящее в Белом доме на самом деле обретало иное наполнение. Поэтому решительным требованием президентской стороны было аннулирование факта нелепого президентства Руцкого. Пожалуй, именно тогда я понял, что ситуация будет иметь не политическое, а силовое разрешение. Если в Белом доме военные взяли власть, рассуждал я, они изберут путь наиболее близкий их профессиональному навыку. А если мои предположения правильны, то тактика на затягивание переговоров в Свято-Даниловом монастыре не может быть рассчитана на дальнюю перспективу. Скорее всего, вызревал скоротечный план, который будет осуществлен в ближайшие дни. По традиции, днями массовых шествий и беспорядков считались дни нерабочие — суббота и воскресенье. Нацеленность на силовое столкновение уже не вызывала никакого сомнения. Это подтверждал и характер слухов о якобы переходе на сторону взбунтовавшихся депутатов некоторых частей в российских гарнизонах, войсках КГБ, МВД, сотрудников прокуратуры. В этом смысле затворники рассчитывали на Руцкого, который был кадровым офицером и, как им казалось, был для армии своим человеком. Правда, в кадровости Руцкого есть один изъян — Руцкой летчик. Россия — страна сухопутная, и в ней традиционно главенство в армии держала пехота. И министрам обороны, нарушавшим эту традицию, в силу собственной биографии представляющим другие рода войск, было всегда непросто. Маршал авиации Шапошников — тому справедливое подтверждение. Рассчитывать на особую популярность Руцкого в армии, как и в других силовых ведомствах, было бы излишним. К тому же, судя по ситуации, и внутри Белого дома Руцкой, как, впрочем, и Хасбулатов, утратили свою главенствующую роль — один над военными, другой вообще над парламентом.
30 сентября В этот четверг я подписал приказ о переводе Компании на работу в чрезвычайном режиме. Была усилена охрана, установлено круглосуточное дежурство всех технических служб и служебного транспорта, созданы оперативно-информационные команды, работавшие в круглосуточном режиме. Генеральный директор Компании Анатолий Лысенко, человек спокойный и флегматичный, счел эту меру скорее проявлением моей эмоциональности. Однако возражать не стал, подчеркнув, что режим может быть более мягким, с правом дежурства дома.
1 октября Пятница прошла достаточно нервозно. Никаких особых событий не случилось. Увеличилось количество митингующих. Митинги были спонтанными, не особенно многочисленными, но злыми. К этому следует добавить несколько вылазок в вечерние часы с попыткой захвата ИТАР-ТАСС. Все эти действия, скорее, напоминали психологические атаки, прощупывание.
Виталий Игнатенко, руководитель ИТАР-ТАСС, позвонил мне вечером. Пожаловался — главный центр информационной связи страны охраняют несколько вахтеров, и добиться от министра внутренних дел Ерина какой-либо помощи в усилении охраны он не в состоянии. Вообще поведение милиции в эти дни, как и руководства КГБ, было малообъяснимым.
2 октября Предчувствие нас не обмануло. В субботу на Смоленской площади, у станции метро «Смоленская», произошло одно из самых ожесточенных столкновений. Все было: баррикады, перевернутые машины, спецназ, ОМОН, водометы и даже пожар. Противоречивые цифры раненых и покалеченных.
Я вместе с генеральным директором находился на работе. Информация поступала прямо с места событий, техническая неоснащенность корреспондентов раздражала до крайности. Не было даже радиотелефонов. Поступающую информацию приходилось все время перепроверять. Было такое впечатление, что мы погружаемся в мир слухов. Любая информация казалась недостоверной. В эти дни во мне, как в писателе и редакторе с многолетним опытом, боролись два начала: редакторское и авторское. Как редактор и политик я все время успокаивал себя: «Сдержанность, главное, сдержанность. И без того все воспалено до предела. Никаких комментариев, только факты». Но во мне говорил и другой голос: «Катастрофа накатывается как лавина. Не проморгать, успеть предупредить». В кругу коллег уже в субботу вечером я сказал:
— Столкновение на Смоленской площади похоже на генеральную репетицию. Что-то у них не получилось. Завтра мало дождаться, его надо пережить.
Мне показалось, что я разгадал план Макашова, а может быть, Ачалова или Баранникова. Тот факт, что Смоленская площадь практически соседствует с Белым домом и именно там произошли беспорядки, нельзя рассматривать как случайное совпадение. Не исключено, что главные события должны были произойти в субботу. Задача непримиримой оппозиции была простой организовать столкновения в
