Брайантом. Это очевидно — Декард убил единственного человека, видевшего оригинал донесения о побеге, сделанного властями колонии, после того как Брайант стер всю информацию из полицейских досье. Все это только показывает, насколько дотошен сукин сын Декард; он не оставляет никаких следов.
Бейти задумчиво почесал подбородок:
— Почему Декард не убил тебя? В той самой квартире?
— Потому что у меня был пистолет, а у него в нужный момент — нет. Должно быть, тот, из которого застрелили Себастьяна, принесла эта женщина, Тирелл.
— Хм-м, — задумчиво кивнул Бейти. — Похоже на правду. — Он пожал плечами. — Слушай, я рад, что ты пришел к тем же выводам…
— «Выводам», черт побери!
— Ну хорошо, хорошо, — поднял руки Бейти. — Признаю: я действую в основном по наитию, а не разумом, верно. Но твои слова подтверждают мои догадки в отношении Декарда. Так что это наверняка правда, не так ли?
Холден немного расслабился. Ему удалось смягчить настроение Бейти, словно перевести его в более миролюбивую часть маниакального поведенческого спектра. «Теперь он похож на ручного волка», — . подумал Холден. Важно не выказывать страха, давая понять дикому зверю, кто главный.
— Теперь, — сказал Холден, — когда личность шестого репликанта установлена, нужно лишь решить, что мы будем делать….
Он подался вперед; Бейти, сидящий на скамеечке для пианино, последовал его примеру. Их головы почти соприкоснулись, дыхание слилось. Где-то в дальнем уголке сознания мелькнула мысль: «Именно это и называют словом «заговор».
Костры в ночи настраивают на праздничный лад. Некоторых людей, во всяком случае. Точнее, некоторых созданий, поправился он. То, что плясало под ним в виде мерцающих языков пламени и искр, взлетающих в огромных столбах дыма, перешло на короткую джигу, полную не столько танцевального мастерства, сколько энтузиазма.
— Эй! — Себастьян крепче вцепился в шею плюшевому медвежонку, чтобы не выпасть из сумки на спине. — Поспокойнее, хорошо? А не то у меня начнется морская болезнь.
Скрипучий Гусарик тоже заметил костер.
— Что это? Что это? — указывая в ту сторону, подпрыгивал он на месте. — Что это за неразбериха, Себастьян?
— Точно не знаю.
Бронзовая подзорная труба лежала среди поклажи, которую тащили плюшевый мишка и игрушечный солдатик. Здесь, в темноте, у Себастьяна не было желания заниматься ее поисками.
— Полагаю, это люди. — Он сполз в низ сумки. — И даже много людей. Я вижу их тени.
— Гм-м… — Гусарик притих, настороженно вытянул нос, словно пытаясь унюхать природу невидимых людей. — Надо подумать!
Игрушечный солдатик на самом деле думать не умел, по крайней мере на глубоком аналитическом уровне — Себастьян не программировал в нем этого, — но он хорошо имитировал этот процесс, чему, вероятно, научился, наблюдая за своим создателем. Себастьян знал, что ему, как и раньше, придется думать за всех троих. «Хотя у меня это никогда хорошо не получалось».
Наверное, пора дать Гусарику и Полковнику Пушистому возможность этим заняться. Когда-то, совсем недавно, Себастьян думал за группу из четырех человек, включая еще и Прис; хотя даже когда она была жива (действительно жива), девушка не принадлежала к числу тех, для кого мыслительный процесс является предпочтительным способом преодолевать невзгоды. Чего же он достиг своими размышлениями? Смерти, по крайней мере, в отношении Прис, смерти полной и окончательной. И своей собственной, если уж на то пошло, так как он превратился в увядшее безногое, однорукое создание, похожее на пустую скорлупу, после того как искра его жизни угасла вместе с лихорадочными бегающими красными глазами Прис. Игрушечный солдатик. с носом, как у Пиноккио, сделать хуже уже не сможет.
Себастьян подождал еще, но Гусарик молчал. Полковник Пушистый обернулся через плечо с застывшим, испуганным выражением в глазах-пуговках.
— Ну хорошо… — вздохнул Себастьян, сознавая, что все они зависят от него. — Давайте обмозгуем ситуацию. Здесь, в ночи, надо бояться того, что не видишь. Правильно? — Плюшевый медвежонок и игрушечный солдатик кивнули. — Эти люди, кто бы они ни были… — указал он рукой на сияние вдали, — похоже, им все равно, видим мы их или нет. Я хочу сказать, они разожгли такой костер… Поэтому кажется логичным, что нам не следует бояться их. Вы следите за ходом моей мысли?
— Может, это дикари! — Гусарик с расширившимися глазами запугивал сам себя. — Каннибалы!
— О, перестань. Такое бывает только в плохом кино. Бредятина про постапокалипсис.
Себастьян находил свою логику достаточно убедительной. Он приказал Пушистику двигаться вперед.
— Пошли посмотрим, кто это такие. Может, они жарят шашлыки. Отличные колбаски — вам, ребята, понравится!
На самом деле они никогда не ели, но им доставляло удовольствие пользоваться своими парадными саблями, чтобы жарить что-нибудь на огне.
Это замечание решающим образом подействовало на спутников Себастьяна. Они оставили все припасы — еду, воду и батареи, спрятав их в расселину, чтобы можно было потом отыскать. Перебравшись через стену павильончика, друзья направились к кострам. Еще до того, как они смогли различить человеческие лица, они услышали одинокий сильный голос, громкий и нравоучительный. Круглые ушки Полковника Пушистого зашевелились; Гусарик, похоже, был озадачен.
— Кажется, это церковь!
Представления игрушечного солдатика были получены из старых телевизионных проповедей, но он был прав: голос действительно звучал именно так. Себастьян не мог разобрать слов до тех пор, пока они не подошли прямо к линии качающихся теней, настолько близко к огню, что ощутили лицами его жар.
— С этой мудростью просвещенные последователи способны осуществлять самые сокровенные желания.
На ящике стоял человек, одетый в белый спортивный костюм — с одним оторванным рукавом и черными следами ожогов на груди, словно он подошел слишком близко к огню или пережил какой-то взрыв, — и читал по обтрепанной книге без обложки.
— Все живые создания, вылупившиеся ли из яйца, выросшие ли в чреве, сотворенные ли метаморфозой, обладающие ли знаниями или телом, имеющие или нет органы чувств, — я приказываю вам искать избавления от этого непрерывно меняющегося состояния! — Голос мужчины становился громче и неистовее. — Тогда вы освободитесь от чувственного мира, мира без числа и предела. В действительности не существует никаких чувственных миров, ибо в умах просвещенных последователей подобные необоснованные понятия прекратили…
Около двадцати человек стояли вокруг, слушая; обычные люди с руками-ногами. Правда, все они были весьма обтрепанные — в этой местности невозможно блюсти элегантность. Несколько любопытных лиц повернулись к Себастьяну и его малорослым спутникам.
— Прошу прощения. — Себастьян поднял руку над головой медвежонка. — Не прерывайтесь из-за меня. — Служба, если она была таковой, закончилась; он не знал, должно ли было так случиться. — Продолжайте.
Мужчина спустился с ящика и подошел к ним. Наверное, духовный вожак; у него было суровое лицо, словно озаренное Богом, и косматая седеющая борода, слегка опаленная.
— Вы пришли для того, чтобы выкорчевать нас? — Духовный вожак наклонился, всматриваясь в лицо Себастьяна. — Вероятно, вы передовой дозор какой-то правоохранительной службы, возможно, той, в задачи которой входит искоренение всяких ересей, в частности проповедуемой нашей группой. Это так?
— Э… нет… — Себастьян отпрянул от проницательных глаз. — Мы, скорее, сами по себе.
— Понятно.
Мужчина выпрямился. Несколько сподвижников столпились у него за спиной, следя за разговором.
