Он заподозрил даже, что именно Мэдди, несмотря на ее частые отлучки, пустила по дому слух о появлении здесь нового мужчины, который страдает слепотой. Словом, беспомощного человека.
Однажды друг Кена, незадолго до этого потерявший жену, рассказал ему, что женщины обожают иметь дело с мужчинами, которые нуждаются в женской заботе. Секс здесь, может быть, и ни при чем, хотя вовсе не исключается. На руках у друга Кена остался трехлетний сын, которого ему предстояло теперь воспитывать одному. Так вот, женщины, которые его прежде не замечали, наперебой кинулись его утешать, предлагая ему помощь, дружбу и всяческие услуги.
Кен вряд ли смог бы отрицать, что, с тех пор как ему исполнилось шестнадцать лет, он пользовался успехом у самых разных женщин.
А поскольку в доме, где он сейчас поселился, жили в основном одинокие люди, Кен считал, что любая женщина, которая того пожелает, может теперь рассчитывать на его благосклонность. Его слепота в известной степени могла быть даже привлекательной — пока новизна ощущений не исчезнет.
Мэдди вдруг крепко ухватила его за правое запястье, повернула ему руку ладонью кверху и положила на нее плоскую коробку.
— Эти конфеты вам очень понравятся, — заверила она. — Они полезны. Я их делаю сама. Они придают бодрость. Меня часто не бывает дома, как вы понимаете… О, извините меня. Это было непредусмотрительно с моей стороны… Все потому, что вы нисколько не похожи на слепого человека.
В этот момент, весьма кстати, зазвонил телефон. Кен вздрогнул от неожиданности и едва не выронил трубку, которую во время разговора сжимал в левой руке. Вместо этого он уронил коробку с конфетами. Быстро нажал кнопку и, прежде чем услышал голос в трубке, повинуясь необъяснимому импульсу, крикнул:
— Ингрид!.. Дорогая… Наконец-то… Ингрид была ошеломлена таким началом разговора.
— Как вы догадались, что это я?
— Так ведь догадался! — Кен рассмеялся, удивленный своей догадке не меньше Ингрид, но быстро пришел в себя. Он говорил негромко и как-то очень задушевно. — Кто же это еще мог быть, как не вы, мой ангел? Я давно ждал вашего звонка.
Он еще больше понизил голос и продолжал:
— Я очень по вас скучаю, моя дорогая. Не могу дождаться, когда вы зайдете ко мне. Я… подождите секунду…
«Дорогая»? — повторила про себя Ингрид. И «не мог дождаться»? Ведь сегодня еще только вторник, между прочим! А она должна была позвонить ему аж на следующий день… Он по ней скучал?
Мгновение спустя она включилась в игру.
— Конечно, дорогой, — сказала она сквозь смех. — Не задерживайся там, любимый… Ты ведь хочешь от кого-то избавиться, верно?
Ей показалось, будто он чем-то огорчен.
— Да, безусловно.
— Мужчина? — спросила она не задумываясь. Ингрид снова рассмеялась.
— Мы оба знаем, на что можно рассчитывать, верно? Почему ты думаешь, что нужна моя помощь?
— Я не уверен. А ты? Согласна? — Она рассмеялась, и Кен воспринял это как согласие. — Не вешай трубку, дорогая. Я сейчас…
До Ингрид долетали приглушенные голоса. Он извинялся, потом произнес ее имя, как ей показалось, мягко и уважительно.
— Твоя… подруга все еще там? — спросила Ингрид.
— Нет, но я рад, что ты со мной. Я очень… очень рад твоему звонку.
— Я позвонила, чтобы предупредить тебя, что завтра у меня ничего не выйдет. Как ты отнесешься к тому, что в среду тебе позвонит другой человек?
Ингрид, как бы со стороны прислушивалась к собственным словам, пытаясь определить, насколько искренне они звучат для Кена. Все сказанное не было правдой. Она это знала, а он? От фактов никуда не уйдешь. Она позвонила этому человеку только потому, что хотела услышать его голос снова, и у нее не было сил дожидаться завтрашнего дня.
— Я же сказал, ты или никто… А что такое намечается на завтра, что ты не сможешь мне позвонить?
— У меня назначена срочная встреча с родителями одного опекаемого мною ребенка. Отец может прийти только в семь часов. А это значит, что у меня просто не окажется времени сделать все намеченные звонки. И получается, что я буду занята как раз тогда, когда должна тебе звонить…
— Не вижу здесь особых проблем. Ты же можешь позвонить мне позднее. Во всяком случае, это даже лучше.
Ей очень хотелось сказать ему, но она, конечно же, не сказала, что звонит ему лежа в своей кровати и что на коленях у нее лежит его фотография.
— Ну, хорошо, — произнесла наконец Ингрид, — тогда поговорим завтра, когда я вернусь домой. Но это может быть поздно.
— А сейчас мы не можем поговорить? — спросил Кен.
— Если мы начнем обсуждать прозу нашей жизни, то это будет называться дружбой по телефону. — Он почувствовал, что, говоря это, Ингрид улыбается, что, однако, не подняло ему настроения. — Разумеется, мне не безразлично, какое у тебя душевное состояние. Поэтому я и звоню. Ну, давай поговорим. Не забывай, что я — твой друг по телефону.
Он было уже совсем расслабился, беседуя с ней, а это напоминание больно ударило по его самолюбию
— Верно, — он крепко, до боли, сжал зубы. — Так оно и есть. Я — всего лишь фамилия в списке…
— Кен…
— Карточка из досье в ящике стола.
— Друг, — сказала Ингрид, но он уже не слушал ее. Его охватил один из тех приступов болезненной ярости, которые появились у него после случившегося с ним несчастья.
Эта вспышка была нелогичной, несправедливой, необъяснимой и все же очевидной. Эмоции хлынули из него, словно прорвавшая дамбу вода.
— Черт возьми, только не говорите, что у вас ко мне какое-то личное отношение! — воскликнул он, снова переходя на «вы». — Мы ведь оба это знаем! — Он обязан был помнить. Она же со всеми разговаривала своим ангельским голоском. — Вы позвонили мне только потому, что в этом чертовом списке есть мое имя. Ваша задача в том, чтобы облегчить участь нескольким несчастным, достойным жалости затворникам, к которым принадлежу и я. Так могу ли я об этом забыть?
— Послушайте, не нужно…
— В самом деле? — резко произнес Кен, вскакивая на ноги. Он начал метаться по комнате, словно желая спастись от раздиравшей его ярости. — И поймите меня правильно, — проговорил он, прижимая трубку телефона к вспотевшему виску. — Я вам бесконечно благодарен, моя ненаглядная утешительница, за доброту и помощь. И потому мне хочется поделиться некоторыми подробностями проведенного мною сегодня дня. У меня не было приятной возможности…
— Кен! Вы не должны мне ничего говорить про…
Он не обратил никакого внимания на ее возражения.
— Нет, я это сделаю, — сказал он, собираясь сделать еще один круг по комнате. Он с размаху налетел на небольшой диванчик, стоявший возле окна, и ударил кулаком по его толстой обивке. — К чему вы стремитесь? Спасти меня от самого себя? Скрасить на один день мое одиночество? Дать выход моей боли, гневу и разочарованию? — Кен раз за разом бил кулаком по обивке диванчика. Ингрид за это время не проронила ни слова. — Значит, вы к этому стремитесь? — продолжал Кен, не обращая внимания на ее молчание. — Тогда разрешите, мисс Бьернсен, поведать вам увлекательные подробности из моей бурной повседневной жизни…
Я намазал маслом два ломтика поджаренного хлеба и манжет рубашки. А ведь на мне была тенниска с короткими рукавами! Затем я пролил горячий кофе на левую ногу и съел за завтраком яичницу, в которую
