конца раскрыть эту сущность он оказался не в состоянии. Решив, что перед ним единичный «всплеск» бюрократизма, приведший к попранию чистоты партийно-революционной линии, он и выход видел в смене руководства, в «дворцовом перевороте». Но, когда такой переворот действительно произошел (после смерти Сталина), выяснилось, что сущность не меняется. Так что речь шла, и это ясно сегодня, о вещах гораздо более глубоких и кардинальных. Советский сталинский «термидор» был не только воцарением новой власти, более деспотичной, чем прежняя, но и нового класса. Продолжилась одна из сторон революции — насильственная; зарождение и укрепление нового класса стало неизбежностью.
На Ленина и революцию Сталин мог ссылаться с тем же, если не с большим, нежели Троцкий, правом — пусть дурно воспитанного, но вполне законнорожденного их чада.
История не знает другой личности, которая бы, как Ленин, так всесторонне и с таким упорством развивала одну из величайших во все времена революций. Но не знает она и личности, которая бы, подобно Сталину, проделала столь грандиозную неподъемную работу по утверждению господства и собственности некоего нового класса, вышедшего из недр одной из величайших революций и крупнейших стран. После Ленина, целиком объятого страстью и мыслью, на арене появляется «темная лошадка» — безлико- сероватая фигурка Иосифа Сталина — как символ тяжелой, неумолимой и бесцеремонной поступи нового класса к вершинам могущества.
После них обоих, после Сталина, пришло то, что должно было прийти со зрелостью нового класса — посредственность, то есть коллективное руководство и искренний с виду, добродушный, интеллектом нетронутый «человек из народа» — Никита Хрущев. Новый класс не испытывает прежней нужды ни в революционерах, ни в догматиках. Его вполне удовлетворяют «несложные» личности типа Хрущева, Маленкова, Булганина, Шепилова, каждое слово которых — слово среднего представителя этого самого класса. Новый класс и сам уморился от догматических чисток и дрессуры, ему хочется покоя. Ощутив достаточную надежность своего положения, он теперь не прочь обезопаситься и от собственного предводителя. Потому что класс переменился, а Сталин остался тем же, каким был во времена слабости класса, когда жестоко карались как те из собственных рядов, кто проявлял колебания, так и те, кто был заподозрен в возможности оного. Становлению нового класса необходимой была и сама личность Сталина, и теория его — теория обострения «классовой борьбы» даже после «победы социализма». Сегодня все это излишне. Не отрекаясь ни от чего созданного под сталинским руководством, новый класс не признает лишь его самоуправства в последние годы, и даже не этого, а методов, задевавших сам класс или, как формулирует Хрущев, — «хороших коммунистов».
Ленинскую эпоху революции сменила сталинская эпоха укрепления власти и собственности или же индустриализации, — во имя столь желанной, спокойной и сытой, жизни нового класса. Ленинский революционный коммунизм сменили на догматический коммунизм Сталина с тем, чтобы его, в свою очередь, заменить коллективным руководством, то есть управой, осуществляемой группой олигархов.
Таковы три фазы развития нового класса в СССР, развития русского коммунизма. Да в принципе, и любого другого тоже.
Судьбой коммунизма югославского было то, что три указанные характеристики, слившись с национальным и личным, сфокусировались в одной фигуре — в Тито. Великий революционер (но без оригинальных идей), узурпатор личной власти (но без сталинской болезненной подозрительности и догматизма), он, как Хрущев, являлся к тому же представителем «народа», то есть средних партийных слоев. Именно в этом человеке, который всегда последовательно (и даже наиболее последовательно, если сравнивать с кем-то еще) оберегал сущность коммунизма, но ввиду практических выгод (как только таковые вырисовывались) не отказывался ни от одной его формы, именно в нем как в зеркале отражен целый путь коммунизма по-югославски: революция, копирование сталинизма и в итоге — отказ от него в поисках собственного облика.
Три фазы развития нового класса — Ленин, Сталин, «коллективное руководство» — не оторваны одна от другой ни в смысле содержания, ни идейно. По-своему, и Ленин был догматиком, а Сталин — революционером, так же как и «коллективное руководство» в случае нужды догму употребит наравне с революционными методами. Более того, коллективное руководство демонстрирует неприятие догматизма, только если дело касается его собственных выгод, интересов верхушки нового класса. С тем большей настойчивостью необходимо параллельно «перевоспитывать» народ, активно внушая ему догму, то есть марксизм-ленинизм. Ослабляя жесткость и меру исключительности догмы, новый класс, мощный экономически, обретает большую гибкость и восприимчивость к потребностям практики.
Окончилась героическая пора коммунизма.
Завершилась эпоха великих его вождей.
Грядет эпоха практиков. Новый класс — вот он. Он в апогее сил и богатства, но — без свежих идей. И нечего ему больше сказать миру. Осталось лишь разобраться в нем самом — новом классе.
5
Доказательству факта, что в современном коммунизме речь действительно идет не о скоропреходящей диктатуре и временном произволе бюрократии, а о новом собственническо- эксплуататорском классе, не стоило бы, возможно, и придавать особого значения, не толкуй коммунисты- антисталинисты, в том числе Троцкий и некоторые социал-демократы, о правящем коммунистическом слое как о явлении «попутном», чисто бюрократическом по сути, некоей болезни роста, которой, увы, обязано еще в пеленках переболеть новое, якобы идеальное и бесклассовое общество так же, как это было у общества буржуазного, «намучившегося» с деспотизмом Кромвеля и Наполеона.
Мы подчеркивали уже, что речь на самом деле идет о новом классе. А значит, — о явлении глубоком и устойчивом. И то, что перед нами особый — новый — класс, с особым видом собственности и власти, вовсе не означает, что классом он не является. Напротив.
Обратившись к любому научному определению класса, не исключая марксистской трактовки, которая класс выделяет по его особому положению в производстве, мы получим однозначный вывод: в СССР и других коммунистических странах возник новый класс, класс собственников и эксплуататоров. Не утверждаю этим, что данный класс тождествен своим собратьям-собственникам из прошлых времен. Подчеркиваю лишь, что и речи быть не может о кратковременном воцарении тех или иных самовольничающих бюрократических бонз, которые в революции по случайному стечению обстоятельств заарканили власть.
Отличительная черта нового класса — особая, коллективная собственность.
Коммунистические теоретики утверждают (иные даже верят в это), что коммунизм изобрел коллективную собственность.
Коллективная собственность в разных вариантах характерна и для всех предшествующих общественных формаций. Все деспотии Древнего Востока основывались на преобладании государственной, то есть монаршей собственности. В Древнем Египте пахотные земли переходят в частное владение только начиная с XV века до нашей эры, перед этим в частных руках находились лишь дома и усадьбы: Государственная земля сдавалась в аренду (в виде исключения могла быть передана в собственность), а государственные чиновники собирали с нее подати и осуществляли управление. Гидроканалы и всевозможные системы были, безусловно, в ведении государства. Государственная собственность преобладала там вплоть до потери независимости в I веке до нашей эры.
Забыв обо всех этих фактах, мы не сможем до конца понять причины обожествления египетских фараонов или монархов во всех деспотиях Древнего Востока, не поймем мы, откуда появлялась возможность проводить столь гигантские работы по строительству храмов, царских гробниц и дворцов, каналов, дорог, крепостей.
Древний Рим считал государственными вновь завоеванные земли и имел в собственности немало рабов. Коллективной собственностью располагала также средневековая церковь.
Правда, капитализм (такова его природа) был противником коллективной собственности. Но тоже только до появления акционерных обществ. Противостоять новым видам коллективной собственности он не смог, хотя так и остался к ним холоден.
