Первоначально он отнесся к работе с некоторой прохладцей, но после того как на репетиции стал наведываться Эфрос, все переменилось. И хотя на премьерной афише Анатолий Васильевич значился только как главный режиссер, участники спектакля хорошо знали, да и мы, зрители, догадывались: он внес существенный вклад в первый спектакль своего театра.
Однако основные успехи Ширвиндта были впереди. Он еще не сыграл Тригорина в 'Чайке' А.П.Чехова, Людовика в 'Мольере' М.А.Булгакова, Гудериана в 'Каждому свое' С.Алешина, Феликса в '104 страницах про любовь' и кинорежиссера Нечаева в 'Снимается кино' Э.Радзинского.
На последней роли я хотел бы чуть-чуть задержаться, ибо, на мой взгляд, она занимает особое место в творчестве актера. 'Снимается кино' своеобразный облегченный парафраз '81/2' Федерико Феллини, но, разумеется, на отечественной основе. Трудно сказать, в какой степени теперешний режиссер Нечаев - человек талантливый. Может быть, он и есть тот самый вулкан, что извергает вату, как образно заметил однажды Сергей Михайлович Эйзенштейн, характеризуя одного из своих коллег. Но не исключено, что Нечаев изначально был запрограммирован как личность талантливая, незаурядная. Однако в силу сложившихся обстоятельств превратился в суетящегося человека, всех и всего боящегося - от скандалов собственной жены до недоброго взгляда чиновника или критика.
Время и его особенности прочитывались в этом спектакле с поразительной узнаваемостью. Жаль, что спектакль этот не снят на пленку, он мог бы многое объяснить нынешним крикунам в нашей недавней действительности. Что же касается работы Ширвиндта, то в ней-то как раз и аккумулировались все приметы времени с их двойственностью и неопределенностью, толкавшими художника на путь бесконечных компромиссов и в жизни и в искусстве. Замечу, что это произошло фактически за три с половиной сезона - такой срок отмерила жизнь работе Эфроса в Театре имени Ленинского комсомола. Именно в эти годы Ширвиндт из молодого, подающего надежды актера превратился в зрелого мастера, способного решать сложные художественные и гражданские задачи. И нет ничего мудреного в том, что вместе с Эфросом он, не задумываясь, покинул театр, с которым была связана его юность.
Впрочем, Ширвиндт оказался не одинок: Михаил Державин, Лев Круглый, Леонид Каневский, Ольга Яковлева, Дмитрий Дорлиак и, конечно же, Антонина Дмитриева, Лев Дуров, Ирина Кириченко, Виктор Лакирев, поступившие сюда вместе с Эфросом, перешли в Театр на Малой Бронной. Кое-кто из них играет здесь и сегодня. Иные через какое-то время ушли в другие коллективы. Среди 'иных' оказались Ширвиндт и Державин: Театр сатиры стал третьим и, похоже, последним их домом, где они трудятся почти четверть века. Миша только играет, Шура с некоторых пор еще и режиссирует. Сперва он это делал вместе с Марком Захаровым или с Андреем Мироновым, а теперь и самостоятельно.
'Проснись и пой!', 'Маленькие комедии большого дома', 'Недоросль', 'Ее превосходи-тельство', 'Концерт для театра с оркестром', 'Молчи, грусть, молчи...', 'Страсти Черноморья' - все это режиссерские работы Ширвиндта, хотя в некоторых из названных спектаклей он был занят и в качестве исполнителя.
Нельзя сказать, что Ширвиндт-режиссер уже обогнал Ширвиндта-актера. Во всяком случае, до сих пор: ведь еще не вечер. И суть, как мне кажется, не только в качестве драматургии. Шура чувствует себя свободно, когда имеет дело с монологом, миниатюрой, скетчем, которые нужно свести в общую программу. Он умеет это осуществлять не только как режиссер и актер, но и как автор, что весьма существенно.
Совсем другой результат возникает, когда он берется за постановку полнометражной пьесы: она распадается на отдельные эпизоды, будто написанные разными авторами на разные темы. К примеру, 'Чудак' Назыма Хикмета. Казалось бы, замечательная пьеса. А спектакль получился вялый, аморфный, скучный.
Ширвиндт сыграл в Театре сатиры тринадцать ролей. Среди них была и классика: Бобчинский в 'Ревизоре', Молчалин в 'Горе от ума'. И современная драматургия - от Министра-администратора в 'Обыкновенном чуде' Евг. Шварца до Президента репортажа в 'Клопе' Вл.Маяковского.
На мой взгляд, лучшей из них стала роль графа Альмавива в знаменитом спектакле Валентина Николаевича Плучека 'Безумный день, или Женитьба Фигаро' Бомарше.
Премьеру сыграл Валентин Гафт, актер совершенно другой индивидуальности. Поэтому ввод Ширвиндта потребовал каких-то новых приспособлений от всех участников спектакля: ведь граф связан по сюжету почти со всеми действующими лицами.
Конечно, больше других пришлось 'пристраиваться' к новому исполнителю Вере Васильевой - графине и Андрею Миронову - Фигаро. Ведь Гафт с его бешеным, постоянно взрывающимся темпераментом был едва ли не вторым после Миронова детонатором, способным в любую минуту перевернуть все вверх дном.
Ширвиндт не стал следовать за Гафтом. Он выбрал другой ход. Его Альмавива 'перекипал' еще до выхода на сцену и сегодня живет уже одними воспоминаниями. Между его желаниями и его возможностями пролегла огромная пропасть, о которой знает пока только он один. Ему до того все лень, до того все надоело, в том числе и интрига, которую сочинил автор, что он готов переписать комедию заново, лишь бы не ввязываться в тяжбу с Фигаро, тем более с таким изобретательным на выдумки, каким был герой Миронова. Ширвиндт словно отбивался от него, будто не граф посягал на честь Сюзанны, а кто-то третий домогался права первой ночи. Впрочем, может быть, все это только показалось мне из зрительного зала?..
За исключением графа Альмавива ни одна из сыгранных в Театре сатиры ролей не стала событием. Во всяком случае, ни одна из них не может идти ни в какое сравнение с его же кинорежиссером Нечаевым в спектакле 'Снимается кино' по пьесе Э.Радзинского.
Но вот в 1993 году Ширвиндт принимает предложение режиссера Леонида Трушкина и играет в 'Театре Антона Чехова' роль Скотти в пьесе Б.Слайда 'Чествование'.
Известно: мы все зависим друг от друга. И все-таки, нет более зависимой профессии, чем актер. Ему мало быть талантливым. Необходимо стечение обстоятельств, которые помогли бы талант обнаружить, проявить, обратить на себя внимание. А для этого нужны роль, режиссер, наконец, время, чтобы все совпало. Иначе какой смысл, если тебе после пятидесяти предложат сыграть Ромео?
Наши стационарные театры обладают многими преимуществами. Но и их недостатки связаны все с тем же стационированием, когда право на роль завоевывается годами. И когда в конце концов 'синяя птица' хрупкого актерского счастья попадет к тебе в руки, выясняется, что поезд давно ушел...
В этом отношении контрактная система предоставляет исполнителю как раз тот самый единственный шанс, без которого он практически лишен был возможности сам устраивать свою судьбу. Мечты разбивались о реальную действительность, приходилось играть то, что дают, без всякого разбора, отчего постепенно художник зачастую и превращался в ремесленника.
Леонид Трушкин не в первый раз собрал компанию актеров на одну постановку. Принцип 'театра звезд' утверждается им последовательно и откровенно. Правда, рядом со знаменитыми он охотно представляет и совсем молодых, но обязательно одаренных людей, которые до сих пор не смогли о себе заявить в полный голос. Но самое приятное состоит в том, что он и 'звезд', как правило, открывает как бы заново, помогая им сыграть роли, совершенно для них неожиданные, 'Чествование' Б.Слайда не составило исключения.
Должен признаться: когда я узнал, что Александр Ширвиндт вызывает на поединок Джэка Леммона, которого мы увидели в этой же роли всего лет десять назад, у меня возникли серьезные сомнения. Ну к чему эта состязательность? Фильм с Леммоном получил мировое признание, широко прошел в нашем прокате. Что можно еще добавить к уже сказанному? А без этого - стоит ли вообще затевать всю историю?
Чтобы не интриговать дальше, скажу, что такого класса игру Ширвиндт, на мой взгляд, показал один раз, когда Анатолий Эфрос поставил 'Снимается кино'. Зная особенности индивидуальности актера, режиссер придумал тогда дверь, в которую его герой вынужден был ломиться. С тех пор прошло почти три десятилетия, многое стерлось из памяти, но дверь эту забыть невозможно, ибо она стала художественным образом, метафорой, доминантой спектакля.
Перед Трушкиным возникла та же проблема: как избавить актера от необходимости проявления открытого драматического темперамента? Мелодрама есть мелодрама, и от сюжета пьесы никуда не деться: герой Ширвиндта смертельно болен, о чем знают не только окружающие, но и он сам, хотя и держится мужественно, разве что иногда срывается чуть-чуть, да и то тут же берет себя в руки.
