самородный русский поэт Алексей Тимофеевич Прасолов (1930–1972). Он родился 80 лет назад 13 октября 1930 года в селе Ивановка ныне Россошанского района Воронежской области в крестьянской семье, отец Прасолов Тимофей Григорьевич оставил семью, когда Алексею было около пяти лет. Вместе с матерью Верой Ивановной и отчимом он оказался в селе Морозовке того же района, здесь пережил немецкую оккупацию, в 1947–1951 годах учился в Россошанском педагогическом училище, после его окончания преподавал русский язык и литературу в сельской школе, первые журналистские заметки и стихи публиковал в Россошанской районной газете. По пьяному делу в 1962 году попал в тюрьму, откуда его вызволил Александр Трифонович Твардовский, высоко оценившим его стихи. Встреча двух поэтов состоялась 3 сентября 1964 года, в том же году в «Новом мире» была напечатана подборка из десяти стихотворений. В 1966 году изданы две книги Алексея Прасолова: «Лирика» в Москве, «День и ночь» в Воронеже. В 1967 году принят в Союз писателей СССР. При жизни поэта в Воронеже в Центрально- Чернозёмном книжном издательстве вышли ещё два поэтических сборника: «Земля и зенит» (1968) и «Во имя твоё» (1971). Его стихи публиковались в альманахах, журналах «Подъём», «Дон», «Юность», «Сибирские огни» и других. Вот четыре из них:
' ' ' Мирозданье сжато берегами, И в него, темна и тяжела, Погружаясь чуткими ногами, Лошадь одинокая вошла. Перед нею двигались светила, Колыхалось озеро без дна, И над картой неба наклонила Многодумно голову она. Что ей, старой, виделось, казалось? Не было покоя средь светил: То луны, то звёздочки касаясь, Огонёк зелёный там скользил. Небеса разламывало рёвом, И ждала — когда же перерыв, В напряженье кратком и суровом, Как антенны, уши навострив. И не мог я видеть равнодушно Дрожь спины и вытертых боков, На которых вынесла послушно Тяжесть человеческих веков. 1963
' ' ' Когда прицельный полыхнул фугас Казалось, в этом взрывчатом огне Копился света яростный запас, Который в жизни причитался мне. Но мерой, непосильною для глаз, Его плеснули весь в единый миг, И то, что видел я в последний раз, Горит в глазницах пепельных моих. Теперь, когда иду среди людей, Подняв лицо, открытое лучу, То во вселенной выжженной моей Утраченное солнце я ищу. По-своему печален я и рад, И с теми, чьи пресыщены глаза, Моя улыбка часто невпопад, Некстати непонятная слеза. Я трогаю руками этот мир — Холодной гранью, линией живой Так нестерпимо памятен и мил, Он весь как будто вновь изваян мной. Растёт, теснится, и вокруг меня Иные ритмы, ясные уму, И словно эту бесконечность дня Я отдал вам, себе оставив тьму. И знать хочу у праведной черты, Где равновесье держит бытиё, Что я средь вас — лишь памятник беды, А не предвестник сумрачный её. 1965
