адрес для магических сил. Сотки верный образ – и чары позволят тебе установить связь именно с тем, кто тебе нужен. Сейчас Звереву это, судя по всему, удавалось неплохо. Он взмахнул рукой, проверяя, насколько ясно и прочно удерживается желанный облик перед глазами, сосредоточился и начал его, как говорил Лютобор, «расшивать». Мысленно вытянул из живота ее душу, «распушил» – точно облако заклубилось вокруг тела, скрывая Людмилу в себе. Он придвинулся, провел сквозь блеклую дымку ладонью, ощущая ее рыхлую туманную сущность, мягкость, обволакивающую неспешность.
Старый чародей рассказывал, что иногда облако сопротивляется, не пускает – и тогда лучше отступить, подождать другого случая. Значит, или сон такой жесткий, плотный, в котором нет места постороннему, или нет сна совсем, или душа отчего-то сопротивляется. Кто знает, что с ней творится, пока плоть отдыхает? Андрей же противодействия, помехи не ощутил – и двинулся вперед, проник в облако, пошел сквозь туман, в котором крутились какие-то птицы, мелькали качели, мчались лошади.
Он сосредоточился, легким усилием сдул эту мешанину – и обнаружил широкий луг, заросший поднявшимися но колено колокольчиками, лютиками, маками. Легкое усилие воли и воображения – над всем этим запорхали махаоны, шоколадницы, геликониды, в пронзительно голубом небе вспыхнуло солнце.
Он шел по этому лугу, обнаженный по пояс, в атласных шароварах и алых высоких сапогах. Шел, уверенный в своих силах и власти над этим миром. Повернул голову, зная, что сейчас увидит ее и Людмила действительно оказалась рядом, в нескольких шагах, одетая в одну лишь шелковую рубашку, с рассыпанными по плечам светящимися золотыми кудрями.
– Спокойной ночи, красавица, – поздоровался он. – Вот и свиделись. Ответь же, очаровательная леди, отчего ты сегодня умчалась от меня, как от чумы или дикого зверя? Что случилось? Почему? Ведь мы даже незнакомы!
– Господь Вседержитель, Господи, спаси и сохрани от всякого греха, от темного беса, от дурного глаза… – Княгиня торопливо закрестилась, попятилась, осенила крестом Андрея, потом себя, потом снова Андрея.
Мир начал темнеть, закручиваться на краях горизонта черными вихрями, затягиваться крупянистой мозаикой. Похоже, Шаховская испугалась, и довольно сильно. Сон рушился – ведь это все-таки был ее сон. Зверев здесь присутствовал всего лишь гостем. Молодой человек предпочел отступить. Он попятился назад, выходя из облака – и оно действительно закружилось перед ним, скрывая в грозовых обрывках образ Людмилы.
– Да все уже, все, – махнул рукой Андрей и… проснулся. Он лежал в своей темной светелке под толстым ватным одеялом и смотрел в потолок. – Это что же – сон, что ли, был?
Ответить ему было некому. О том, удалось ему проникнуть в сон юной княгини или нет, знала только она сама. Но ведь ее не спросишь…
– Никите, что ли, в сон залезть? Его хоть расспросить утром можно будет…
Зверев закрыл глаза и попытался соткать перед собой образ холопа. Но вместо этого оказался на плоту, на волнах теплого, синего моря. Правда, это был всего лишь сон. Его собственный сон…
Самое тяжелое – это ждать и ничего не делать. Василий Ярославович решал какие-то проблемы с тяжбой и выплатой «боевых» за убитых холопов – оказывается, за участие в походах государево жалованье утраивалось. Вот только с документами здесь, как и в двадцатом, и в двадцать первом веке, вечно случалась волокита, накладки, недочеты. И, разумеется, не в том, что казна должна получить, а именно в том, что она должна выплатить. Раз отпросившегося сына боярин с собой больше не звал. Пить, стараниями Михаила Воротынского, Андрея тоже больше не тянуло. Пару кубков вина или пива он за столом, конечно же, выпивал – но на большее не решался. Вот и оставалось только слоняться по двору или садиться на гнедого, выезжать за ворота и скакать за пределы ремесленных слободок, чтобы вдали от людских глаз искупаться в какой-нибудь тихой речушке. Раздевания с купаниями в этом мире тоже не очень приветствовались.
Ровно в полдень третьего дня молодой боярин подъехал к церкви Успения, спешился, обмотал поводья скакуна вокруг перекладины коновязи, отпустил подпруги, после чего перекрестился на храм, склонив голову. Снимать при этом тафью Зверев не стал: он уже усвоил, что боярская тюбетеечка здесь за головной убор не считалась. Скорее она воспринималась как облегченная замена сбритых воином волос.
Распрямившись, он направился к крыльцу, опустил руку в кошелек и прошел вдоль нищенок, бросая по полушке каждой в протянутую руку. Лишь дойдя до попрошайки с зажатой между коленями узловатой клюкой из соснового корня, он молча сжал кулак и склонил голову набок. Бабулька, не получив ожидаемой милости, подняла глаза – и чуть не подпрыгнула на месте, засуетилась, попыталась отбежать в сторону, отчаянно крестясь, но выкрикивая при этом не молитвы, а языческое: «Чур, чур!».
– Куда, старая? – зашипел на нее сквозь стиснутые зубы Андрей. – Я, что, бегать за тобой должен? Ты была в доме оговоренном? Спросила, чего нужно?
– Свят, свят… – перешла на христианские отговорки бабулька. – Ты это… – И вдруг визгливо крикнула: – А ну, перекрестись!!!
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – осенил себя знамением боярин, вытянул из-под ворота нательный крестик, поцеловал и опустил обратно. – Господи, спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Андрея. Ну довольна?
– Свят, свят… – облегченно перевела дух нищенка. – А Андрей – это кто таковой будет?
– Я это, я. Ну спросила?
– Да она, касатик, – перешла на шепот попрошайка, – она тебя за беса сочла! «Бес он, – сказывала. – Во сне ко мне являлся, в зеркале его видела. Как наяву приходил. Бес, истинно бес!» – Бабулька перекрестилась. – То не я, соколик. То она так сказывала.
– Бес?! – Андрей сплюнул: – Вот, черт, придумает тоже!
Он немного подумал, схватил нищенку за руку, потащил за собой, к храму:
– Смотри, бабка, смотри. К образам сейчас любым приложусь. В грехах исповедаюсь. Причастие приму. Внимательно смотри! А то подумаешь, что обманываю…
Он перекрестился, поклонился Божьему дому почти в пояс и вошел внутрь…
Очищение духовное заняло у боярина около получаса. Лютобор требовал от ученика отдавать излишне сильному христианскому Богу все положенные требы – и Андрей не собирался от этого обязательства
