А Мы позовем адских прислужников.
Не слушай же его, и молись, домогаясь к Аллаху приближения!»
(Коран, 96)
(Перевод Б. Шидфара)
Несмотря на все заверения Бараки, Мухаммед был преисполнен замешательства и сомнений: с ним говорил Джабраил, ему казалось, будто книга написана в его сердце, но он не был уверен, что его миссия заключалась в том, чтобы проповедовать. К тому же некоторые Курайшиты его гневно осуждали. Снедаемый сомнениями, он стал искать в горах такого места, чтобы ринуться вниз и свести счеты с жизнью, но в последний момент что-то его удержало. Он сидел, завернутый в плащ или домотканое покрывало, как это принято на Востоке, и тут ему вновь явился ангел. Он изрек:
О ты, укрывающийся покрывалом!
Встань, обратись с устрашающим словом,
«Велик Аллах!» да будет твоим кличем.
Да будет твоя одежда покровом чистым. -
Не приближайся к нечисти — идолам злобным,
Не одаряй, желая заслужить большее воздаяние своим даром.
Проявляй терпение пред Господом твоим словом и делом.
И когда раздастся глас трубный,
Будет это День великий, трудный,
Для неверных страха полный!
(Коран, 74: 1-10)
(Перевод Б. Шидфара)
И тогда лишь Мухаммед понял, что он и в самом деле говорит с посланцем Аллаха. Ему явно давалось понять, что он может провозглашать величие Аллаха. Сказано было, что ему следует говорить, и его убедили в том, что он является Пророком Всевышнего. Никакой неясности и никакого трепета теперь быть не могло — «Такова воля Аллаха!» был отныне его клич. Пришло ли ему тогда в голову, что миссия его, быть может, безнадежна? Ему надлежало сообщить народу идолопоклонников, народу, чтившему сотни идолов, почитавшему изображения оных на своих алтарях, что существует один и только один Бог. Если бы он на миг задумался, он, должно быть, посчитал свою задачу отчаянно невыполнимой. Никто конечно же не станет слушать его, невзирая даже на его прозвание — «Преданный», что бы он ни говорил. Ведь, в самом деле, до него уже было четверо размышлявших на этот счет, но один из них был к тому времени убит, еще один выбрал себе совершенно иную религию. Оснований для надежды оставалось все меньше, однако подлинный преобразователь не нуждается во внешнем ободрении.
Он одержал верх над своими страхами и сомнениями и, возликовав, произнес:
Клянусь рассветом
И ночным мраком,
Не оставил тебя, о Мухаммед, Господь твой,
к тебе ненависть питая.
Поистине, жизнь загробная лучше для тебя, чем жизнь земная.
Одарит тебя Господь твой, и будешь ты
доволен сим воздаянием.
Разве не нашел тебя Он сиротой и послал тебе
убежище и попечение,
Нашел Он тебя заблуждающимся и указал
стезю и верное направление.
Нашел Он тебя бедняком и дал богатство и достояние.
И ты сироту не обижай,
И просящего не прогоняй,
И милость Господа твоего к тебе возвещай!
(Коран, 93)
(Перевод Б. Шидфара)
Новый пророк, восприняв свою миссию, казалось, забыл обо всем остальном. Он постился и молился, с чего и началось его продвижение к возложенной на него задаче. И крепка была вера в его душе, что Аллах в должный час даст ему свое благословение. Он не спешил запрещать идолопоклонство, но при этом он, не колеблясь, прочно держался принципов, которые принял. Он продолжал уходить высоко в горы и в глубокие темные долины, где молился и соблюдал пост; и однажды, во время одного из подобных отшельнических уединений, он повстречал своего дядю Абу Талиба.
«Что привело тебя сюда? — спросил его дядя. — Какую религию ты исповедуешь?»
«Я верую в Аллаха, в ангелов Его и Его пророков, — отвечал сын Абдаллы. — В религию Авраама. Аллах наказал мне проповедовать это людям, побуждая их принять эту веру. Ничто не было бы столь достойно тебя, как принять истинную веру и помочь мне распространять ее».
«Сын брата моего, — отвечал Абу Талиб. — Никогда я не отрекусь от веры моих праотцев, но случись, что ты подвергнешься нападению, я буду защищать тебя». И повернувшись к Али, своему сыну, он добавил: «Мухаммед никогда не поведет тебя путем неправедным. Можешь, не сомневаясь, следовать любому совету, который он тебе преподаст».
IX
Пророк в отечестве своём
История до краев полна обломков тех религиозных систем, от которых человечество, по мере своего развития, отказалось. Удел пророка не из легких. Он может сколько угодно играть на дудке, да только публика вправе отказаться маршировать под его музыку. Выработать далеко идущие, добротные планы сравнительно легко — гораздо труднее их осуществить. Всего труднее пророку быть услышанным собственными сородичами и соплеменниками: среди них те, кто знал его младенцем, ребенком, подрастающим молодым человеком и наконец взрослым мужчиной, подверженным всем противоречиям и слабостям, которые свойственны людям. И все-таки Мухаммед, безграмотный араб, бывший погонщик верблюдов у вдовы Кадиджи, рискнул. Он, не умевший, возможно, и расписаться, счел себя не просто учителем, но единственным учителем, которого надлежало слушать в вопросах величайшей для человеческого общества серьезности, — урегулирования отношений первоочередного порядка в исполнении долга перед Всевышним. Было ли то фактом вопиющей дерзости или — проявлением веры, достойной самого искреннего восхищения?
В случае успеха попытка Мухаммеда могла привести к тому, что торговая мощь родного города будет подорвана, иссякнет источник благосостояния для всего племени. Он положит конец поклонению тремстам шестидесяти пяти божествам Каабы, отворотит от нее тысячи паломников, уничтожит самую потребность в ней, так много лет служившую поддержкой для Курайшитов, которые принимали в городе бесчисленные караваны. Они пролагали непростые пути среди высушенных русел рек, через пустыни — от Хадрамавта и Акабы, Неджда и Йемена, к храму, где покоился священный черный камень, упавший с неба во времена праотцев.
