удалявшегося в южном направлении грузовика медленно затихал и вскоре пропал вовсе.
Кол Уоллас проснулся раньше, чем прозвенел будильник. Он поставил его на семь часов, просто на всякий случай, но он проснулся раньше половины седьмого, как обычно. Прошло восемь лет с тех пор, как он ушёл на пенсию, но он до сих пор не мог избавиться от старых привычек. Он всегда просыпался к шести пятнадцати утра. Даже если он провёл ночь в клубе, внутренние часы не давали ему поблажки. Иногда он дремал после полудня, но ничто на земле не могло заставить его проснуться утром в другое время. Ничто, кроме перевода часов на летнее время, когда у него создавалась иллюзия того, что он просыпался позже, но при этом спать он тоже ложился позже.
Работая конструктором дамб, плотин и резервуаров, ему часто приходилось преодолевать длинные расстояния, прежде чем начать работу. Именно по этой причине он привык вставать так рано. В течение долгих лет он заставлял себя просыпаться с первыми лучами солнца, — иногда он готовил себе завтрак, когда Хэлен отказывалась пошевелиться, — и последствием этого жёсткого распорядка дня стал невероятно чёткий биоритм. Ну, он мог вспомнить и худшие проявления профессиональной деформации. Асбестозис.[21] Производственные травмы. Клиническая депрессия.
Ты должен ценить то, чем обладаешь.
Кол часто думал об этом, потому что, таким образом, он напоминал себе, что у него всё было не так уж и плохо. Например, ему почти не приходилось жаловаться на здоровье. Пусть он потерял почти все волосы и прибавил несколько лишних фунтов в области талии (к чёрту системы измерений; он был слишком стар, чтобы думать о килограммах), но он сохранил бодрость. Может быть, его кровяное давление было чуть выше нормы и правое плечо иногда доставляло ему неудобства, но Кол не переживал никаких хирургических вмешательств, замены органов или удаления катаракты. Он сохранил сносный слух и почти все зубы. Ему приходилось носить бифокальные очки, но это никак не мешало ему водить машину. С простатой у него тоже было всё в порядке. И его разум — слава богу, его разум не был отмечен знаками надвигающейся дряхлости. Даже память осталась неповреждённой, возможно, благодаря тому, что он не меньше двух раз в неделю разгадывал кроссворды. Это занятие сохраняло остроту и подвижность ума.
И потом, у него был дом. Кол гордился своим домом. Дому было всего пятнадцать лет, там был кирпичный фасад, две спальни, гараж, ковры из чистой шерсти, встроенные шкафы, плита медленного горения и отдельная прачечная. Прежний дом — тот, который они продали после развода, — был тесной и старой хибарой, забитой вещами Хэлен. Он очень плохо отапливался, и они не могли избавиться от термитов. Дом находился в неплохом месте, прямо в центре города, но из-за этого в нём всегда было шумно. В саду были разбиты многочисленные грядки с цветами, росли фруктовые деревья и виноград.
За новым садиком Кола было намного проще ухаживать. В нём были лужайки, которые нужно было подстригать, немного декоративных кустарников и больше ничего. В его возрасте было трудно серьёзно заниматься садоводством. Он больше не чувствовал в себе достаточно энергии, чтобы подрезать ветки, выпалывать сорняки и мульчировать. Домашняя работа тоже упростилась, когда в доме не стало предметов украшения и безделушек, собиравшихся на столиках. Кол сократил количество мебели до необходимого минимума.
Несколько простых стульев, набор кухонной мебели, кровать, мебель для отдыха и развлечений — что ещё может понадобиться старому холостяку? Мойра часто поддразнивала его, говоря о голых белых стенах и пустых углах, но он не обращал внимания. Это было хорошей шуткой, в самом деле; об этом можно было поговорить, когда не находилось других тем для разговора. Правда, Мойра никогда не страдала приступами робости, если дело доходило до разговора.
Сама Мойра была ещё одним благом, за которое он должен быть благодарен. Её муж Фил умер шесть лет назад, и Мойра снова начинала расправлять крылышки. Она всегда была приятной компанией. Кол наслаждался временем, которое они проводили вместе. Может, когда-нибудь их отношения станут более близкими, а может, и нет. Кол был вполне доволен тем, как развивались события в этом направлении. Кроме того, она жила всего в пяти минутах ходьбы от его дома. У неё были свои друзья, у него — свои. Нельзя сказать, чтобы они страдали от одиночества.
Нет, в этой области всё складывалось удачно. С общественной жизнью у Кола тоже всё было в порядке. Он постоянно чем-нибудь занимался. Он работал в саду и играл в кегли. Он разгадывал кроссворды и смотрел по телевизору интеллектуальные игры, отвечая правильно, по меньшей мере, на восемьдесят процентов вопросов. Он не позволял себе засиживаться. Ему по-настоящему повезло, потому что он никогда не принадлежал к тем, кто жалуется на жизнь и хандрит — у него был довольно мирный характер. А постоянная хандра ни к чему хорошему не приведёт. Если не думать о хороших вещах, то какой смысл жить? Лучше уж тогда умереть.
Поднявшись с кровати, Кол нашарил ногами свои шлёпанцы и пошёл в ванную комнату. У него была великолепная ванная, блестящая и красивая, с отдельной душевой кабинкой. Он всегда мечтал иметь душевую кабинку, и теперь она у него была. Он должен сказать спасибо Теду, который сделал его своим наследником. Бедный старина Тед. Бедная Элспет. Но он не хотел думать об Элспет. По крайней мере, пока он не выпьет чашку чая.
После душа Кол надел рубашку с короткими рукавами и серые брюки. Никакого галстука. Он приготовил себе тосты и заварил чай. Во время завтрака он слушал радио. Примми весело чирикала в своей клетке, иногда задевая колокольчик, чтобы привлечь его внимание. Раньше он держал волнистых попугайчиков, но теперь у него осталась только Примми. Она не доставляла ему особенных хлопот, и она ему нравилась. Он скормил ей несколько кусочков яблока, налил свежей воды. Потом зазвонил телефон.
— Алло?
— Кол? — Это была Мойра. — Как поживаешь?
— Я только что встал с постели, — пошутил он. — Только посмотри на время.
— Давно пора вставать, — ответила Мойра, которая знала всё о привычках Кола. — Тебе предстоит долгий день. Вчера вечером Джилл напомнила мне, что сегодня её день рождения, и я подумала, что мы могли бы устроить неплохую вечеринку в клубе. Что скажешь?
— О, Мойра…
— Не волнуйся, я позабочусь о подарках.
— Дело в том, что я не могу, — объяснил Кол. — Я еду навестить Элспет.
— Ах, — Мойра прищёлкнула языком, — какая я глупая. Совсем забыла.
— Мне бы очень хотелось прийти, правда, но…
— Я знаю. Бедняжка. Мне очень жаль.
— Иногда она что-то замечает. По крайней мере, так они говорят. Прошло уже шесть недель, и я не могу откладывать дальше…
— Нет.
— Посмотрим. — Мойре не особенно нравилось, что он ездил в Брокен-Хилл и обратно за один день. Она говорила, что для него это слишком напряжённо. Но Кол предпочитал именно это; у него не было лишних денег на ночь в гостинице а единственным другим вариантом была Марион, дочь Элспет. Она очень милая, но у неё четверо маленьких детей и собака, за которыми ей нужно присматривать. Когда он оставался у Марион на ночь, ему приходилось спать на двухъярусной кровати или довольно пахучем резиновом матрасе. Потом у него всегда болела спина.
Он предпочитал провести шесть часов за рулём. Кроме того, в середине был двухчасовой перерыв.
— Ладно, завтра я тебе позвоню, — сказал он. — Ты мне всё расскажешь.
— Хорошо.
— Желаю как следует повеселиться. Я слышал, там будут великолепные креветки.
— Прекрати, — сказала Мойра и захихикала. С тех пор, как в клубе она случайно уронила на платье тарелку с тушёными креветками, это стало их общей шуткой о её реакции на морепродукты. — Веди себя хорошо.
— Ты тоже.
— Я принесу для тебя жаркое барашка.
