— Нам не следовало оставлять тех двоих, — продолжил Джон. По его лицу нельзя было ничего прочитать, настолько оно было испачкано высохшей грязью. Он сощурился от солнца. — Та бедная пожилая женщина — она выглядела так, словно её хватил удар.
Эмброуз уставился на него, не в силах вымолвить ни слова.
— Я иду назад, — сказал Джон. — Вы двое ждите меня здесь.
— Но…
— Нам нельзя разделяться, если это возможно. Вы должны подождать, пока я не приведу остальных, и мы все вместе пойдём дальше.
Эмброуз был в растерянности. С одной стороны, он с ужасом думал о возвращении к болоту. С другой стороны, его начала мучить совесть. Страх загнал её в самые отдалённые уголки его сознания, но теперь он чувствовал её уколы.
— Я… я не могу пойти с тобой, — запинаясь, пробормотал он. — Я не могу бросить здесь Джорджи. — Джон нахмурился.
— Никто тебя и не просит, — сказал он. — Просто оставайтесь здесь. Никуда не уходите.
— Поторопись.
— Ладно.
Эмброуз смотрел, как Джон Карр удалялся. Его долговязая фигура становилась всё меньше и меньше, а потом она и вовсе скрылась за поворотом дороги, исчезнув в буйной растительности.
Ничто не двигалось.
Дел отогнала свою машину к самому берегу ручья и оставила её под большим и старым камедным деревом. С помощью Ноэла она затопила походную плиту Гарвудов и разместила рядом с ней два складных стула, синий пластмассовый ящик, одеяло для пикника и картонную коробку. Она привязала Монгрела к дереву на длинный поводок и кое-что расставила у плиты: чайник, бутылку с водой, упаковку чая в пакетиках. Пока она делала это, Алек стоял на часах, держа в руках её ружьё, а дети Фергюсонов сидели в автомобиле.
— Мы можем хотя бы попробовать, — настаивала она. — Посмотрим, что получится. Если что-нибудь произойдёт, мы опять всё уберём.
Ко всеобщему удивлению, ничего не произошло. Линда и дети прождали в машине полчаса, час, час и двадцать минут, но никаких неожиданных или нежелательных событий не случилось. Дул слабый ветерок, шелестя сухими листьями. От одного дерева к другому перебежала ящерица, передвигаясь так неторопливо, что Дел без труда определила её разновидность. Монгрел свернулся на земле, тяжело дыша от жары, словно его не волновало ничто на свете.
Он перестал лаять. Алек заметил это, особенно не задумываясь над причиной. Только потом это показалось ему значимым событием.
Сначала его внимание почти целиком было сфокусировано на том, что его окружало. Он сильно нервничал и в любой момент был готов действовать, потому что он ожидал самого худшего: дождя из крови, например, или появления гигантской змеи, или нападения плотоядного дерева. Ничто теперь не удивило бы его. Он решил, что мир перевернулся вверх тормашками. Он
Но постепенно его натянутые нервы начали расслабляться. У ручья царило спокойствие. Даже какаду, усевшиеся на ветках ближайшего дерева, не бранились друг с другом; они тихо сидели, распушив перья, и вскоре снова улетели. Лениво жужжали мухи — этот звук не имел ничего общего с низким агрессивным жужжанием роя, встретившегося им не так давно. Вдалеке три страуса эму пересекли русло ручья, не нарушая спокойствия природы, словно три серых привидения. Монгрел положил голову на лапы. Он изредка подёргивал ушами и даже зевал.
Дел занялась кипячением воды, чтобы приготовить для всех чай; иногда она даже начинала что-то напевать себе под нос. В этот момент Линда вышла из автомобиля и присоединилась к своему мужу, который рылся в багажнике, чтобы найти последнюю банку сгущённого молока Верли.
— Теперь, когда она открыта, её нужно как можно быстрее использовать, — сказал он. — Нельзя, чтобы молоко пропало.
Когда чай был готов, Алек почувствовал себя способным принять угощение. Он присел на стул выпить чашку чая, зажав винтовку между коленями. Горячая, сладкая жидкость творила чудеса с его нервной системой. Он почти сразу почувствовал прилив сил, бодрости и оптимизма. Когда Роузи объявила, что ей нужно в туалет, он даже уступил винтовку Дел которая решила сопровождать Линду и её дочь в кусты. Они вернулись через пять минут, не встретив никаких серьёзных препятствий.
После этого детям разрешили выйти из машины, но им нельзя было уходить от неё далеко. Линда не разрешила Роузи копаться в песчаном русле ручья — по крайней мере, не сразу. Тогда Роузи стала копать ямку под деревом, «для ящерицы», а Луиз начала без особого энтузиазма экспериментировать с губной помадой матери, с беспокойством посматривая на небо. Питер подошёл к Алеку, который снова держал в руках ружьё.
— Можно мне на него взглянуть? — спросил мальчик.
Алек помедлил.
— Я не знаю, — ответил он. — Что скажет твоя мама?
— Она скажет, что можно.
— Правда?
— Да. Если я не буду его трогать.
— Хорошо. — Алек взглянул на Линду, которая едва заметно кивнула. Потом он изучил взглядом ближайшие кусты, прежде чем сунуть свою драгоценную ношу Питеру под нос для рассмотрения.
— Где находятся все пули? — спросил Питер.
— Здесь. — Алек постучал по магазину. — Это автоматическое оружие.
— Что это значит?
— Это значит, что если передёрнуть затвор, то одна из пуль выскочит и её можно будет послать в ствол.
— Сколько здесь пуль?
Алек взглянул на Дел, которая как раз подносила ко рту кружку с чаем. Она сделала глоток, прежде чем ответить.
— Шесть, — сказала она.
— Это всё? — нахмурился Питер.
— Всё.
— О.
— Нам больше и не понадобится, — заверила его Дел. — Эти пули разрывные, они чертовски хороши. Не то что игрушки полицейских. Видел когда-нибудь такой калибр? Вот его-то я и называю
— О, пожалуйста — В голосе Линды прозвучало беспокойство. — Только не перед детьми. Мы и так не в лучшем положении.
— Я просто пытаюсь внушить им уверенность, — сказала Дел, и Линда огрызнулась:
— Не надо!
— Мама, можно мне его подержать?
— Нет, Питер.
— Пожалуйста? Я направлю его в сторону.
—
— Ты слышал, что сказала твоя мать, Пит, — вмешался Ноэл, в то время как Алек, который чувствовал себя в какой-то степени ответственным за эту семейную ссору, поспешил заметить:
— Знаешь, оно тяжёлое. Очень тяжёлое. Ты можешь его уронить.