— Что там такое, Нес? — спросила Квинн.
— Пилотируемая платформа чужаков. Та, которую мы отслеживали, большая. Должно быть, это межпланетный корабль, — продолжал Годунов. — Маневрирует на низкой орбите. Надо сообщить командору Кармайклу. Вот! Посмотри! Не поверишь.
Квинн прильнула к окуляру. Годунов не ошибся в своей оценке. Спутник — космический корабль — был не менее тысячи метров в длину! Индикатор движения замигал. Она до максимума увеличила изображение и как раз вовремя: от большого корабля отделялись какие-то объекты — вспыхнули огоньки.
— Скажите командору Кармайклу, что от корабля чужаков отделились два объекта, предположительно — спускаемые модули. Что-то подсказывает мне: они ищут то же, что и мы.
Дождь шел несколько дней без перерыва, и снега почти не осталось — с гор понеслись вниз бесчисленные ручейки, и большая река, обычно не слышная в поселке, загремела, заревела и забурлила, словно хвастая приобретенной силой. Солнце, выглядывавшее все чаще из-за облаков, спешило наполнить своей неистощимой энергией почки и цветы. Из едва прогревшейся земли торопливо проклюнулась первая травка, как по волшебству, превратившая унылый, серый и грязный пейзаж в зеленый и по-весеннему веселый; в тени, под защитой деревьев, появились цветы, смело раскинув фиолетовые лепестки и наполнив воздух свежим дерзким ароматом.
Закутавшись в меха, Ли сидела на солнышке, с завистью наблюдая за ожившими обитателями поселка. Хоуп спала на груди матери. На пороге командной избушки стоял Фенстермахер, прислонившись к деревянному косяку двери.
— Тебе не холодно? — спросил он. — Я могу принести еще мехов.
— Все нормально, Уинни, — ответила Ли. Судя по голосу, она уже достаточно окрепла. — Надо и мне подниматься на ноги — много работы, скоро настанет время посадок.
— Буккари приказала мне заботиться о тебе: побольше лежи на спине, — заявил Фенстермахер. — Я ее приказы нарушать не собираюсь, так что остаток жизни…
— Что? Ты собираешься заботиться обо мне или держать меня на спине? Не думаю, что лейтенант имела в виду именно это.
Глуповато улыбаясь, Фенстермахер опустил голову, рассматривая свои башмаки.
— Иди на рыбалку, — предложила Ли. — Вон идет Нэнси, она составит мне компанию. Уходи отсюда. Убирайся. Проваливай, — к ним, осторожно обходя лужи, направлялась Доусон.
— Намек понял, — сказал Фенстермахер, снимая со стены рыболовные принадлежности и радуясь предоставленной ему свободе. Лесли наконец-то выздоровела и теперь быстро набиралась сил. Он не хотел больше сидеть возле нее, как на привязи, — гордый отец, счастливый мужчина, но особое удовольствие доставляло ему то, что сейчас он идет на рыбалку.
Внимание его привлекли крики — примерно в сотне метров вниз по склону из своей берлоги вылезал медведь: его шкура взлохматилась и свалялась; животное, не отойдя еще от зимней спячки, медленно брело, поглядывая по сторонам. Хищника преследовали Честен и О'Тул, криками и прыжками отгоняя в нужную сторону. Шэннон, прижав к плечу приклад винтовки, терпеливо ждал. Медведю эти наскоки, вероятно, надоели. Решив, что двуногие существа слишком уж осмелели, он повернулся к своим преследователям и перешел в контрнаступление — О'Тул и Честен обратились было в бегство, но, столкнувшись друг с другом, упали на землю. Подняться оказалось не так-то просто — ноги разъезжались по грязи. Перепуганные охотники рванули от опасности на четвереньках. Положение спас Шэннон: он ринулся к месту происшествия, крича и размахивая винтовкой. Когда до медведя оставалось не более пятнадцати шагов, сержант остановился и, почти не целясь, выстрелил. Хищник, втянув голову в плечи, помчался в лес.
Воцарившуюся было тишину нарушил хохот Фенстермахера, потешавшегося над незадачливыми охотниками, барахтающимися в грязи. Узнав его голос, они досадливо поморщились и погрозили кулаками.
— Вы бы сами на себя посмотрели, парни! — потешался Фенстермахер. — Ну и вид! Ребята, а чистое белье не надо? Вот почему там так скользко было! Какой рассказ вечером, у костра!
— Эй, Уинни, перестань, — умоляюще пробормотал Честен.
— Что-то я не видел, Фен, как ты охотился на медведей, — попробовал зацепить насмешника О'Тул.
— Я не такой рогатый, — парировал Фенстермахер, — и не такой тупой.
— Успокойся, друг, и полегче, — посоветовал ему Шэннон, приближаясь с винтовкой в руке и с обезоруживающей улыбкой на лице. — Эти джентльмены всего лишь выполняли мои указания. Ты же не хочешь посмеяться и надо мной, а?
— Черт, да! Ты попал в точку! Это же будет легенда! Вы, ребята, прославитесь, к тому… а-а-а! — сильные пальцы сержанта обхватили шею Фенстермахера, он почувствовал, как пятки отрываются от земли, и выронил снасти, пытаясь обеими руками разжать железную хватку.
— Ну, а теперь, Уинни, старина, расскажи все еще разок, — ласково произнес Шэннон. — Расскажи, какие это смелые ребята, какие герои, как тебе до них далеко. Ну! — пальцы слегка разжались.
— Смелые… как моя задница, — прохрипел отважный Фенстермахер. — Просто… пара клоунов.
Покачав головой, сержант передал пленника Честену. Тот сгреб беднягу своими крепкими руками так, словно это был не помощник боцмана, а мешок муки.
— Он ваш, парни, — сказал Шэннон. — Поступайте с ним по справедливости.
Честен, улыбаясь, повернулся к озеру, но внезапно остановился. Улыбка исчезла с его лица. Он запрокинул голову вверх.
— Что это?
Руки его разжались, и Фенстермахер возвратился на землю.
— Что там, Джокко? — спросил сержант, подбирая винтовку.
— Какой-то шум… — но теперь необходимости в объяснениях уже не было, все слышали… чувствовали. Звук приближался, но это не был уже привычный шум двигателей самолета.
— Там! Там! — закричал Фенстермахер, указывая вверх. Все задрали головы.
Серую пелену облаков прорезало раскаленное лезвие пламени. В воздухе стоял вой, а вскоре показался и его источник — черный цилиндр спускаемого модуля чужаков. Через секунду — второй! Два черных цилиндра на огненных столбах спускались из-за туч. Вот они скользнули к северному горизонту и исчезли из виду. Приземлились! Причем, совсем рядом, в долине. Вой двигателей достиг предела и, когда уже казалось, что барабанные перепонки не выдержат, резко оборвался. Люди отняли руки от ушей, вслушиваясь в наступившую тишину. И в ней, этой новой тишине, пришедшей на смену хаосу первого, по-настоящему весеннего дня, было что-то пугающее.
Когда земляне поднялись, все уже закончилось. Модули стояли совсем близко, но шок пережитого только начал сказываться: нервные окончания, оглушенные сенсорной перегрузкой, отреагировали на тишину судорожными действиями, гудящие уши и ослепленные глаза послали в мозг запоздалые импульсы, мускулы задергались, желудок, железы, кишечник отреагировали на контроль нервной системы — логику мыслей затмила паника, мужчины и женщины закричали.
Первое узнаваемое ощущение — это жар, нахлынувший на поселок; за ним последовал запах горящего дерева. Ощущения — нити, ведущие к здравомыслию — именно они пробудили людей от гипноза ужаса. Фенстермахер первым пришел в себя и огляделся: Шэннон, прищурившись, схватил винтовку и приготовился открыть огонь, Честен, поблескивая расширившимися зрачками, пригнулся. Сержант что-то кричал, но Фенстермахер не понимал его, слыша только гудение в голове. О'Тул ходил по кругу, не воспринимая окружающего. Шэннон схватил его за локоть и ударил ладонью по щеке. Только тут Фенстермахер понял, что сержант обращается к нему. Напрягшись изо всех сил, он услышал его голос, шепот на фоне водопада.
— … возвращайтесь в поселок! — надрывался Шэннон.
Фенстермахер тупо кивнул, довольный, что смог, наконец, что-то понять. Он повернулся к поселку и побрел вверх по склону — навстречу им бежала Буккари.
— Что нам делать? — спросил Шэннон.
— Дай подумать! — крикнула она, все еще прижимая ладонь к ушам.
Фенстермахеру казалось, что едкий запах жженого дерева впитался во все его поры. Ярко-оранжевые
