Все дума за думой в главе неисходно,Одна за другою докучной чредой,И воле в противность и с сердцем несходпо,Теснятся, как мошки над теплой водой!И, тяжко страдая душой безутешной,Не в силах смотреть я на свет и людей:Мне свет представляется тьмою кромешной;А смертный — как мрачный, лукавый злодей!И с сердцем незлобным и с сердцем смиренным,Покорствуя думам, я делаюсь горд;И бью всех и раню стихом вдохновенным,Как древний Атилла, вождь дерзостных орд…И кажется мне, что тогда я главоюВсех выше, всех мощью духовной сильней,И кружится мир под моею пятою,И делаюсь я все мрачней и мрачней!..И, злобы исполнясь, как грозная туча,Стихами я вдруг над толпою прольюсь:И горе подпавшим под стих мой могучий!Над воплем страданья я дико смеюсь.
Цапля и беговые дрожки
(Басня)
На беговых помещик ехал дрожках.Летела цапля; он глядел.«Ах! почему такие ножкиМне Зевес не дал в удел?»А цапля тихо отвечает:«Не знаешь ты, Зевес то знает!»Пусть баснь сию прочтет всяк строгий семьянин:Коль ты татарином рожден, так будь татарин;Коль мещанином — мещанин,А дворянином — дворянин.Но если ты кузнец и захотел быть барин,То знай, глупец,Что, наконец,Не только не дадут тебе те длинны ножки,Но даже отберут коротенькие дрожки.
Юнкер Шмидт
Вянет лист. Проходит лето.Иней серебрится…Юнкер Шмидт из пистолетаХочет застрелиться.Погоди, безумный, сноваЗелень оживится!Юнкер Шмидт! честное слово,Лето возвратится!
Разочарование
Я. П. Полонскому
Поле. Ров. На небе солнце.А в саду, за рвом, избушка.Солнце светит. Предо мноюКнига, хлеб и пива кружка.Солнце светит. В клетках птички.Воздух жаркий. Вкруг молчанье.Вдруг проходит прямо в сенаДочь хозяйкина, Малавъя.Я иду за нею следом.Выхожу я также в сенцы;Вижу: дочка на веревкеРасстилает полотенцы.Говорю я ей с упреком:«Что ты мыла? не жилет ли?И зачем на нем не шелком,Ниткой ты подшила петли?»А Маланья, обернувшись,Мне со смехом отвечала:Ну так что ж, коли не шелком?Я при вас ведь подшивала!»И затем пошла на кухню.Я туда ж за ней вступаю.Вижу: дочь готовит тестоДля обеда к караваю.Обращаюсь к пей с упреком: