Заведующая подняла глаза от бумаг и стала с интересом слушать мамин плач Ярославны.
– Нету отца теперь у Андрюши, Марина Васильевна, ушел он… Сами, поди, знаете, какие мужики козлы бывают! Ушел к бабе чужой, мальчику психику покалечил… Вы б послушали, Марина Васильевна, голубушка моя, как ребенок бедный по ночам плачет и папу своего зовет-зовет… А не идет к нему папа, чтоб ему здоровья-то прибавилось… И денег у нас в обрез, с маленьким ребенком Ксению ни на одну приличную работу не берут, сами понимаете. Еле концы с концами сводим…
Тут я всерьез испугалась, что мама перегнет палку и начнет рассказывать, что мы живем в шалаше на улице и питаемся отбросами. Мама – она такая. Она меры не знает.
– Бросил мальчика, жену-красавицу, хозяйку рукодельную… – тут мама меня пнула. Я выдавила мученическую улыбку и втянула живот. На красавицу я все равно не тянула, но сделала все возможное, чтоб Марина Васильевна прониклась. И она прониклась.
– Понятно. Фамилия мальчика? Я встрепенулась:
– Фролов. Андрей Фролов.
– Полных лет сколько?
– Два года.
– На горшок ходит?
– Да, с полутора лет приучили.
– Соска?
– Давно забыл.
– Понятно… – Она снова уткнулась в свои бумаги. Я пожала плечами и опять пнула свое мощное оружие.
– Возьмете мальчишечку, Мариночка Васильевна? – заскулила мама.
– Возьмем, – не глядя на нас, ответила заведующая и вдруг спросила: – А чем вы можете помочь детскому саду?
Ага. Вот оно. Чем я могу помочь? Песнопениями басом? Вряд ли. А денег нет. Вернее, есть, но совсем немножко. И если я сейчас отдам их Марине Васильевне – мы с Дюшесом пойдем побираться по вагонам метро.
Мама открыла рот, чтобы завести песню про голодного внучка, но я ее опередила:
– Вы скажите прямо, что нужно. Я ж намёки плохо понимаю. От меня потому и муж ушел. Что, например, дарят садику другие родители?
Марина Васильевна улыбнулась улыбкой клоуна из кошмарного фильма «Оно».
– Понимаете, э-э-э…
– Ксения Вячеславовна, – подсказала я.
– Ксения Вячеславовна, – продолжила заведующая, – мы будем рады любой помощи. Вот, например, одни родители подарили садику телевизор, другие – итальянские карнизы для штор, еще кто-то…
Ага, а еще золотой рудник, нефтяную скважину и остров в Тихом океане. Щас тебе.
Я невежливо перебила корыстную женщину с мещанскими замашками:
– Три мешка бриллиантов не пожертвую, честное слово. Карнизов у меня нет. А телевизор не отдам, это последняя память о муже. У меня вообще ничего нет, если совсем уж откровенно. Но я могу принести пять мешков игрушек. В хорошем состоянии. И десять пачек бумаги для принтера, если она вам нужна. Больше у меня ничего нет. Правда.
И я посмотрела ей в глаза. Долгим, пронзительным таким взглядом. Это я умею. И даже неплохо.
Марина Васильевна несколько секунд изучала меня, как анализ кала в микроскоп, потом оценила взглядом рыночную стоимость моей одежды и вздохнула:
– Ладно. Приводите ребенка в понедельник, в пятую группу, к половине восьмого утра. До свиданья.
Я пнула маму в третий раз, мы хором завыли: «До свида-а-ания, Марина Васильна-а-а» – и, путаясь в коридорах, вышли на улицу.
Щелкнув зажигалкой, я поднесла язычок пламени к маминой сигарете, потом к своей. Выпустила струйку дыма и, по-птичьи склонив голову, уставилась на родительницу.
– Ну, что? Все нормально? – встрепенулась она.
– Угу. Спасибо тебе.
– Ты мне не спасибо говори. Ты ответь лучше, когда наконец на нормальную работу устроишься. Мы же с папой не миллионеры. Андрюшку-то еще ладно, вытянем… А ты давай или работу себе ищи, или мужика богатого.
Сигарета вдруг загорчила, и я, не выкурив и половины, затушила ее об угол детсадовского здания. Мужика богатого. Хорошо звучит!
Перед глазами сразу возникла картина: иду я по улице, а навстречу мне – богатый мужик. В золотых таких одеждах, во лбу алмаз горит размером с яйцо страуса, так что и лица-то не видно. Да и зачем ему лицо, с таким-то яйцом? То есть с алмазом. И вот он идет, распахнув объятия, мне навстречу, и кричит зычным голосом, как в пустое ведро: «Эгегей, Ксюха, я – твой богатый мужик. Я всегда мечтал встретить на улице мать-одиночку двадцати лет, одетую в тряпки с Черкизовского рынка, посадить ее на белый теплоход Михаил Светлов и увезти в свое королевство. Там она будет жрать бананы, кокосы и ананасы с рябчиками… »
Ананас, блин! Опять я о нем вспомнила. Какой бизнес был, мама дорогая…
Этот ананас нарушил мой романтический настрой, и я ответила:
– Работу ищу. А насчет мужика – это вряд ли. Лучше и не надейся.
Мама вздохнула и махнула рукой. Дескать, действительно, какой мужик на тебя позарится, если от тебя обычный охранник – и то свалил?
Ну, да. Согласна. Так что богатого мужика вычеркиваем из списка.
По дороге домой я купила газету «Из рук в руки» и принялась изучать рубрику «Работа. Вакансии». Обвела карандашом несколько объявлений и уселась за телефон.
Разговор с потенциальными работодателями повторялся каждый раз практически слово в слово:
– Алло, здравствуйте, я по объявлению насчет работы. Это еще актуально?
– Да, приезжайте на собеседование завтра в десять утра по адресу…
– А… Простите, в чем работа заключается?
– Все объяснит менеджер. И отбой.
Ну, клево. Сразу сказать нельзя ? А что, если я попрусь, как дура, в Химки, и мне там скажут: «Будешь с завтрашнего дня выгребные ямы чистить в Пердяевке за пятьсот рублей в год»? Я ж расстроюсь, хоть вам и по барабану, товарищи менеджеры.
Ну да хрен с вами. Завтра так завтра.
Первым я решила посетить массажный салон, где мне обещали «дружный коллектив, интересную работу и бесплатное обучение вкупе с высоким заработком».
Конечно, в двадцать лет быть наивной плохо… Кто ж спорит?
Следующим утром под одобрительными взглядами мамы я торжественно собиралась на собеседование. Красила губы модной малиновой помадой, подчеркивающей мои ненатурально черные волосы, и раздирала сапожной иглой слипшиеся от туши ресницы. Мне очень хотелось понравиться владельцу массажного салона с дружным коллективом, в котором я непременно обрету столь нужный мне высокий заработок.
Телефонный звонок раздался, когда я уже стояла в дверях.
– Белка! – завопили в трубке, и я плюхнулась на кровать, понимая, что сегодня на собеседование точно не попаду. А возможно, и завтра.
– Денис! – завопила я в ответ и почувствовала, что мой титанический труд по креативному окрашиванию ресниц пропадает зря. Правый глаз уже защипало.
Белкой меня называл только он. Денис. Мой лучший друг. Прозвище, преследовавшее меня с первого класса, продолжало жить и после окончания школы. В Денисе.
Пока я выходила замуж, рожала и разводилась, Денис служил в армии, изредка пописывая мне оттуда.
Мне его не хватало. Все эти месяцы. Не хватало его улыбки, странно похожей на мою собственную, его голоса, его присутствия.
