Позже она сказала:
— Я должна идти.
— Нет, — ответил он, сплетя ее пальцы со своими.
— Но если я останусь здесь до утра…
— Я женюсь на тебе, — ответил он просто.
Она села и уставилась на него. Лежа рядом с ней, он выглядел великолепно, его темные глаза отражали лунный свет, его прекрасное тело казалось рельефом из серебра. При мысли о том, что ситуация, в которую они попали, неразрешима, ее сердце сжалось.
— Нет, Дэмьен, то, что сейчас произошло, — прекрасно, но ни на что постоянное мы не можем надеяться. Как я уже сказала раньше, я даже не знаю, смогу ли я жить здесь за пределами дома.
— А я сказал, что дома вполне достаточно, — он смотрел на нее испытующе. — Подумай, с какой полнотой мы отдались друг другу. Как ты можешь говорить, что этого недостаточно, — того, что есть у нас?
— Я не говорю этого, этого вполне… — она в отчаянии махнула рукой.
Она хотела продолжать, но не смогла, страх остановил ее. Для нее достаточно того, что у них есть: это она осознает. Она любит Дэмьена так сильно, что согласна провести с ним в этом доме хоть целую вечность. Но будет ли ему всегда хватать того, что есть сейчас? Он обязательно захочет так или иначе вернуться в мир, а так она никогда не будет с ним. Когда придет это время, Дэмьена не удержишь. А если будет ребенок? Того, что есть у них, для ребенка недостаточно.
Под конец она подумала о темном существе, не желающем ее присутствия в доме, — о колдовских амулетах у себя в комнате, о зловещем голосе, шепчущем
Заметив тревожное выражение ее лица, Дэмьен поднес ее руку к губам и по очереди поцеловал ее красивые, тонкие, длинные пальцы.
— Не беспокойся об этом, дорогая моя. Ночь еще не кончилась, мы должны и дальше отгонять ночные тени.
— Дэмьен, как я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
Сара наклонилась, чтобы поцеловать его, и ее волосы упали ему на лицо шелковой волной. На этот раз она ласкала его, губами выражая поклонение его прекрасному телу. Она поцеловала его красивый квадратный подбородок, затем шею. Она полизала его кожу, радуясь ее солоноватому вкусу, провела языком по его груди и соскам. Когда ее губы переместились еще ниже, он застонал и притянул ее к себе.
— Дэмьен! — воскликнула она. — Возьми меня так, чтобы все остальное перестало существовать.
— Все, кроме этого, — прошептал он в ответ, содрогаясь.
И они прогнали все ночные тени; они ощущали только одно — мучительную слитность, жажду познать друг друга глубже, проникая в самую душу, пока их души не сольются в одно и наслаждение не уничтожит всякую боль.
ГЛАВА 17
На следующий вечер Дэмьен предложил Саре потанцевать. Он принес ей букет из сада Олимпии — душистые гардении и лилии — и надел венок ей на голову. Потом закружил ее по салону под музыку Олимпии, доносящуюся снизу, — сладостную грустную мелодию вальса Шопена.
Они кружились среди неоконченных картин. Никогда Сара не была так счастлива. Дэмьен обнимает ее, улыбается, и сердце ее исполнено любви.
Лепестки падали к ногам, и Сара легкомысленно засмеялась.
— Что такое? — спросил Дэмьен.
— В том времени, откуда я пришла, меня иногда называли «дитя цветов».
— Тебе это очень подходит!
— Сейчас я точно ощущаю себя как Дитя цветов. Даже это платье… — Она посмотрела на свое коричневое ситцевое платье, тоже из гардероба Люси. — Видишь ли, старинные платья стали модными в моем мире.
— Такие, как то, в котором ты сюда явилась?
— Да.
Дэмьен помолчал, на лице его появилось рассеянное выражение.
— Ты скучаешь по своему времени?
Сара прижалась лицом к его груди, вдыхая его волнующий запах и вслушиваясь в успокаивающее биение его сердца.
— В общем нет. Не теперь, когда у меня есть ты.
Он прижался губами к ее лбу.
— Тебе этот век нравится больше, чем твой?
— Да. И я думаю, что ты должен дать этому веку — твоему веку — еще одну возможность. Если бы я только могла…
— Знаю, — нежно прошептал он, притягивая ее к себе.
Мелодия зазвучала крещендо.
Потом Дэмьен поднял ее на руки и отнес к себе, где ласкал ее пылко и безрассудно. Этот человек, обычно поглощенный своими страданиями, в ее объятиях становился совсем другим — властным, доверчивым, страстным. Его ласки открыли ей ту часть его души, которую она считала умершей. Когда они вместе, он кажется возродившимся человеком, способным радоваться жизни и любви.
Потом они отдыхали, пили вино, натянув на себя одеяло, потому что ночь была холодной. Вдруг Сара осознала, что игра внизу прекратилась.
— Как ты думаешь, твоя тетка что-нибудь подозревает?
Дэмьен пожал плечами.
— Возможно. Но я ничуть не стыжусь того, чем мы занимаемся. А ты?
— Нет, конечно, нет. Только, — она прикусила губу, — мне не хотелось бы огорчать Олимпию.
— Ты всегда заботишься о других, милая. Все равно — ведь я собираюсь жениться на тебе.
Сара поставила бокал и подвинулась поближе к нему, согреваясь.
— Я ведь даже не знаю, смогу ли я остаться здесь.
Они погрузились в невеселое молчание, слушая, как ветер дребезжит ставнями. Дэмьен поднял с пола коричневое платье, которое Сара сбросила в горячке, и осторожно повесив его на спинку кровати, повернулся к ней с улыбкой.
— Мне бы хотелось, чтобы ты сделала себе новый гардероб. Тетка, конечно, поможет. Просто срам, что ты носить старые платья Люси. Они скучные и плохо сидят на тебе.
Сара насторожилась.
— И, вероятно, напоминают тебе о твоей потере? — Он не ответил, и она продолжала: — Ты никогда не говорил со мной о Люси. О Винси — да. Но о ней — ни разу.
— Мы были вместе так мало, — заговорил он в мучительном раздумье. — Когда мы поженились, Люси было всего семнадцать, почти дитя. Иногда я даже не могу вспомнить, как она выглядела. И тогда мне становится не по себе.
— Но ты не должен чувствовать себя виноватым. Это было так давно. Иногда забвение — милосердный наркотик, которые дарует нам наш разум. Одному Богу известно, как мне порой хочется забвения.
— Знаю, любовь моя. — Он прижал к себе ее руку.
