Так и не услышав ни звука, он добрался до окна и осторожно выглянул. Насколько он мог видеть, балкон был пуст. Торн вышел на балкон и осмотрел каждый его уголок. Никаких признаков, что здесь был кто-то посторонний. Торн вернулся в комнату.
– Ты его видел? – спросила Нэва.
– Я никого не видел, – ответил он. – Может быть, тебе это приснилось?
– Нет-нет! Я уверена, что минуту назад там кто-то был. И я не только что-то слышала, но и видела тень, когда поднялась луна. О, мне так страшно!
Они стояли рядом, совсем близко, и глаза Нэвы, смотревшей снизу вверх на Торна, были широко распахнуты от испуга. Она покачнулась. В смятении Торн обнял ее и почувствовал, как ее тело дрожит под его руками. Нэва обвила руками шею Торна и тесно прижалась к нему:
– Обними меня крепче, крепче! В твоих объятьях я ничего не боюсь!
Теперь задрожал Торн – но не от страха. Их губы встретились.
– Я люблю тебя, люблю, люблю! – шептала Нэва. – Скажи еще раз то, что говорил мне сегодня вечером!
– Я люблю и обожаю тебя, – прошептал он хриплым от избытка чувств голосом. – Но это безумие… сладкое безумие…
– Почему, дорогой?
– Потому что завтра…
Вдруг вспыхнул яркий свет, и Торн осекся от неожиданности.
Двенадцать солдат ворвались в спальню с мечами наголо, и вел их торжествующе ухмылявшийся Сель-хан. А за ними шел Иринц-Тел, дикстар Ксансибара.
– Помогите! Стража! Отпусти меня, негодяй!
На миг Торн остолбенел от изумления. И лишь потом осознал, что это кричит Нэва, что она, только что так нежно обнимавшая его, молотит кулачком по его груди, пытаясь вырваться из его объятий.
Он машинально разжал руки, и Нэва, бросившись к тощему низенькому дикстару, уткнулась лицом в его плечо и горько зарыдала.
Лишь тогда Торн понял, что ему грозит. Выхватив меч и дагу, он бросился к двери. Двое солдат преградили ему путь.
Выпад, удар – и один из них рухнул, пораженный прямо в сердце. Удар другого Торн парировал датой. Затем он выдернул меч из сердца первого противника и воткнул в сердце второго.
Другие солдаты бросились к нему, но он перепрыгнул через убитых и выбежал из опочивальни. Промчавшись по террасе, он сбежал по лестнице в сад и нырнул в лабиринт садовых тропинок.
Считанные секунды – и Торн добежал до своей цели: высокого дерева себолис, которое росло у самой стены и которое он еще раньше наметил для своего побега. Задержавшись лишь для того, чтобы швырнуть меч и дагу в лицо преследователям, он вскарабкался вверх по бугристому стволу и, перебираясь с ветки на ветку, поднялся вровень с краем стены.
Он шел по колышущейся ветви, пока она не закачалась слишком сильно, и тогда он прыгнул. Пальцы его ухватились за край стены, но оказалось, его отполировали тысячи лет ветра и дождя. Стена была скользкой от намерзшего за ночь инея.
Изо всех сил Торн пытался удержаться на предательски скользком краю стены, но сорвался и рухнул наземь с высоты двадцати футов.
Едва он упал, как несколько солдат разом бросились на него. Безоружный, Торн отбивался кулаками и ногами, пока Сель-хан не ударил его по голове обухом массивной булавы. И тогда солдаты, повинуясь приказу торжествующего наместника, поставили пленника на ноги и наполовину понесли, наполовину поволокли назад во дворец.
Нэва, возле которой хлопотали две рабыни, сидела на диване, закутавшись в пушистую шаль. Иринц- Тел расхаживал по комнате, привычно уткнув подбородок в грудь и заложив руки за спину. Лоб его был нахмурен, тонкие губы поджаты.
Наконец вошел рослый детина с унылым лицом, неся на плече большой двуручный меч. За ним шел испуганный, с заспанными глазами мальчик, неся корзину.
– Отруби голову этому презренному изменнику, Лурго! – взвизгнул Иринц-Тел, не поднимая головы.
Палач, которого звали Лурго, опустив свой гигантский меч, стоял, опершись на рукоять, и ждал, пока двое солдат не выволокут Торна на середину комнаты и силой не поставят на колени. Затем палач отступил, примерился опытным глазом и занес над головой землянина свой смертоносный клинок.
Глава 13
– Нет, Лурго! Подожди!
Нэва вскочила с дивана и встала между унылым палачом и стоявшим на коленях Торном.
Лурго сверху вниз печально посмотрел на нее, да так и застыл с занесенным мечом.
Иринц-Тел впервые за все время перестал расхаживать и поднял глаза:
– В чем дело, дочь моя? Неужели тебе не безразличен этот лживый негодяй?
– Небезразличен! – Нэва гневно топнула ножкой. – Да, я ненавижу его за то оскорбление, которое он мне нанес! И за меньшие проступки ты приговаривал ослушников страдать, ожидая смерти, как благословения. А этот соблазнитель, этот насильник, осмелившийся коснуться твоей дочери, умрет в один миг под мечом палача? Неужели ты так низко ценишь мою честь?
