парень и я рад, что так и не рассказал ему, как Томас спас ему жизнь тогда в лощине. Он никогда не забыл бы об этом.
Когда я в тот вечер вернулся в свою палатку, мой сосед сидел, перелистывая иллюстрированный журнал с фотографиями женщин. Он прибыл в лагерь три дня назад — вместе со мной прямо из Соединенных Штатов. Я забыл его имя и не успел как следует его узнать. Он казался довольно славным парнем, с нетерпением ожидавшим первого боевого задания. Помню, когда я вошел в палатку, он отложил журнал и смотрел, как я раздеваюсь. Он терпеливо ждал, пока я заберусь в постель, прежде чем заговорить.
— Как там было? — наконец спросил он.
Я смотрел на его ясное, розовое лицо; он жадно изучал меня, а я думал обо всем, что случилось со мной с тех пор, как я оставил его спящим, когда сержант Стоун вызвал меня из палатки.
— Ты еще не выходил? — спросил я.
— Иду патрулировать завтра утром. Как там?
— Трудно.
— Да, я слышал. Нам говорили. Говорят, вас здорово обстреливали?
— Да.
— Но ты уцелел.
— Мне повезло. Но горюй. Делай то, что приказывают, и будет все в порядке.
— Вьетконговцы упорные, да?
— Да.
— Расскажи, что там было.
Что я мог ему рассказать? О мальчике на берегу реки? О сержанте Стоуне, которого взорвали и обезглавили? Об отрезанных ушах и пальцах рук и ног? О том, как мы попали в засаду? О Долле? О Томасе? О моем друге Блонди? Разве это ему поможет?
— Я страшно устал, — сказал я, — не спал двое суток.
— Извини, — сказал он.
— Послушай-ка, детка! — Я внутренне усмехнулся, назвав его так. Он был мой ровесник без двух дней патрулирования, но именно эти дни порождали огромную разницу между нами. — Ты куришь травку?
— Конечно.
— Это хорошо. Пользуйся ею в патруле. Это лучшее средство против чарли.
— А это разрешается?
— Да. В поле это как часть снаряжения. Она избавит тебя от страха.
— Спасибо.
— Не бойся. Все будет в порядке. — Я закрыл глаза и, несмотря на кружившиеся в голове мысли, быстро уснул.
Утром, когда я проснулся, его уже не было. Вечером патруль вернулся без него. Его убил снайпер единственным выстрелом в голову. Санитарный вертолет доставил его к гробу.
Жаль, что я не помню его имени.
6
Я не выполнил свое решение доложить о бессмысленном убийстве мальчика. Смерть мальчика поблекла на фоне всего происшедшего во время патрулирования. Тем не менее я сожалел, что умолчал, и до сих пор чувствую себя виноватым. Возможно, если бы я высказался, дела пошли бы по-иному. Хотя, по совести говоря, не думаю. Тогда я промолчал, потому что не верил, что станут уделять внимание такой незначительной смерти среди столь многих смертей. Но больше всего я боялся угрожавших мне последствий, если бы я обвинил погибшего солдата, чье тело было изуродовано врагом. В конце концов забота о собственной безопасности взяла верх над потревоженной совестью. Сегодня, когда я обдумываю все, что со мной случилось, меня удивляет, что я все еще мучаюсь из-за того, что не сумел открыто высказаться и официально зарегистрировать обстоятельства смерти мальчика. Умолчав и зная, что будут молчать и другие, я как бы перечеркнул само его существование. Кто узнал бы, что произошло с этим мальчиком? Никто.
Другое дело наши убитые. Все они учтены. К вечеру следующего дня после нашего возвращения в лагерь всем стали известны результаты отчета капрала Томаса о выполнении задания.
Сержант Стоун, пропавший без вести в бою (кому нужно обезглавленное тело?), рискуя жизнью на минном поле противника ради защиты своего патруля, посмертно представлен к ордену «Бронзовая звезда».
Капрал Долл, убитый в бою при атаке позиции противника, посмертно представлен к ордену «Бронзовая звезда» и к присвоению звания сержант.
Экипаж вертолета, сбитого в бою, и солдаты, убитые и раненные в бою, представлены к благодарности президента за уничтожение укрепленной позиции противника, несмотря на его превосходящие силы.
Капрал Томас успешно справился с задачей. Его доклад содержал основные факты, которые лейтенант Колдрон приукрасил, как того требует неписаный военный обычай. По возможности не следует отправлять тело на родину без ордена или медали. По возможности не следует включать в список пропавших без вести без специального поощрения.
— Ордена и медали утешают удрученную горем семью, лейтенант. Награды придают больший вес похоронной церемонии. Армия обязана поддерживать моральный дух как на родине, так и здесь. Только таким путем можно добиться выполнения этой грязной работы. Понимаете, лейтенант?
— Так точно, сэр. Все понимаю.
Так точно, сэр, лейтенант Колдрон все понимал. Так же, как капрал Джефферсон Томас, делавший свой доклад, и мой друг Блонди, который держал язык за зубами. А теперь и я все понял.
Однако армия — чувствительный механизм, всегда настороже к возможным угрозам. В последующие дни она услышала ропот солдат, недовольных командованием Долла; она услышала о панике, возникшей в лощине, и чуть ли не о мятеже солдат; до нее дошли нехорошие слухи о том, что медики извлекли из раздробленного черепа Долла американские пули. Армия просеяла эти сведения и приняла соответствующие меры. В течение недели все солдаты двух отделений, действовавших в лощине, были порознь переведены в другие боевые подразделения. Блонди, как я сказал, перевели в другую роту. Томаса вознаградили назначением в тыловой район, где необязательно было носить оружие. Из всех солдат, участвовавших в операции в лощине, только я остался в Камбине на Центральном плато.
Через две недели после успешного завершения нашего задания разведка донесла, что противник вернулся в лощину и накапливает новые запасы. Дальнейших действий с целью выбить его оттуда не последовало. Вместо этого на наших картах лощина была помечена как укрепленная позиция противника наряду с западными холмами. После этого армия посылала патрули в другие места.
Несколько месяцев спустя, когда меня уже давно не было на Центральном плато, Камбиньская база подверглась сильному ракетному и артиллерийскому обстрелу из лощины, а ночью части противника штурмовали лагерь. Осада была снята только через две недели. Наши потери были одними из самых тяжелых в этой войне. Я читал газетные отчеты с особым интересом. В одном очерке эти бои называли «блестящим примером сопротивления американцев в условиях осады, который войдет в анналы нашей военной истории наряду с Арденнским сражением и осадой Аламо».
Впоследствии Камбинь был признан не имеющим стратегического значения, и наши войска были оттуда выведены.
Аминь.
Я был полностью занят рутинным патрулированием в долине «с целью обнаружения и уничтожения противника», и события и участники того первого патруля отошли в моей памяти на задний план. Каждый патруль таит в себе опасность и требует постоянной бдительности. Я рано это постиг и вскоре стал выносливым, закаленным пехотинцем. Я делал свое дело и держался особняком. Не стоило завязывать
