кивал.
Наконец генерал отложил бинокль, вытащил из кобуры пистолет сорок пятого калибра и направил его на землю, поддерживая для устойчивости правую руку левой. Я не понимал, что он делает, но меня это заинтересовало. Потом он покачал головой, засунул пистолет в кобуру и спросил по переговорному устройству:
— Сержант, есть на борту винтовка?
— Так точно, сэр. Стрелки все время носят ее с собой.
— Хорошо. Мне нужна винтовка.
— Слышишь, Гласс?
— Да, сержант.
— Встань с места и дай генералу свою винтовку.
— Слушаюсь.
Я снял наушники, взял винтовку, отнес ее наверх и вручил генералу. Он схватил ее и поставил на автоматическую стрельбу. В ней был полный магазин. Я собрался вернуться на свое место, но генерал приказал мне сесть рядом на скамейку.
— Оставайся здесь, сынок! — закричал он, покрывая рев винтов. — Пулеметчик для этого не нужен.
Я сел рядом, недоумевая, какого черта ему надо, и посмотрел на сидящего напротив полковника Клея, который ответил мне полукивком и полуулыбкой, ничего мне не сказавшими.
На дальнем конце поля сержант Брайт снизился примерно до пятидесяти футов и завис в воздухе.
— Хорошо, сержант, — сказал генерал. — Теперь, когда я скажу «вперед», направьте вертолет прямо через поле к левой окраине деревни. Идите как можно медленнее. На полпути справа увидите в поле трех вьетконговцем. Идите так, чтобы я мог держать их на прицеле. Поняли, сержант?
Без наушников я не мог услышать ответ сержанта, но видел, что он разозлил генерала. Нахмурившись, он резко сказал:
— Я узнаю вьетконговцев с первого взгляда. Там внизу три гука в черных пижамах. Наплевать, что они сажают рис. Они меня не обманут. А теперь ложитесь на курс и идите медленно.
Со своего места я увидел, как сержант Брайт покачал головой. Потом он дал полный газ, и мы рванулись вперед через поле. В этот момент генерал Ганн поднял мою винтовку и, твердо держа ее, направил вниз, в открытое поле.
При первом заходе со своего места у пулемета я видел в поле людей. Насколько я мог судить, это были крестьяне, сажающие рис. Они не были вооружены и даже не посмотрели вверх, когда мы пролетали над ними. Это было типично для здешних крестьян. Они давно научились принимать войну как должное. Вьетконговцы попрятались бы, как только заметили вертолет. Генерал должен был это знать. Он пробыл во Вьетнаме гораздо дольше, чем я. Но он жаждал крови. День был слишком мирным для этого любителя войны, и он не мог допустить, чтобы он прошел спокойно. Я прочел весь его замысел по самодовольной улыбке на лице полковника Клея. В тот момент мне отчаянно захотелось провалить их план. Но как? Если бы я вел вертолет, я мог бы его качнуть, чтобы генерал промахнулся, но я знал, что сержант Брайт выполнит приказание. Он лучше меня привык к жестокостям войны. Все, что я мог сделать, это, сидя рядом с генералом Ганном, смотреть, как он следит за полем через прицел моей винтовки.
— Вот так. Отлично, — весело сказал себе генерал.
Я поднялся со своего места и заглянул через его плечо. Я увидел, как ствол винтовки повернулся вправо, потом заметил впереди крестьян, склонившихся над ростками риса; их соломенные шляпы покачивались в лучах солнца. Мы приближались к ним на высоте пятьдесят футов; до них оставалось не больше шестидесяти футов. Они не прервали работы, чтобы взглянуть вверх. Высунувшись далеко вперед в открытую дверь, генерал открыл огонь. Он попал в крестьян первой длинной очередью, и все три черные фигуры упали на землю. Генерал продолжал стрелять, пока не выпустил весь магазин. Полковник Клей, не отрывавший глаз от направления стрельбы, радостно всплеснул руками:
— Вы попали в них, генерал!
Генерал Ганн полюбовался этой картиной, потом повернулся к полковнику с сияющим от радости лицом:
— Знаете, Клей, когда я убиваю гуков, я испытываю возбуждение.
Полковник рассмеялся.
— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он и прикрыл руками пах.
Генерал, усмехаясь, посмотрел на меня через плечо и подмигнул. Он все еще высовывался в открытую дверь. Я посмотрел на него с безразличным видом. Потом прижался к нему боком и изо всех сил толкнул его правым плечом. Генерал Ганн вылетел в открытую дверь и исчез, не проронив ни звука.
Даже теперь я вижу выражение крайнего изумления на лице полковника Клея. От потрясения у него отпала челюсть. Это длилось секунду. Я с силой треснул его кулаком в нос, и, когда от удара его голова откинулась назад, я нагнулся, схватил его за ноги у щиколоток и выбросил вниз головой в открытую дверь вслед за генералом.
Свершилось.
Я в полной неподвижности, в шоке, сидел на скамейке и тупо смотрел на квадрат пространства, где исчезли генерал и полковник. Потом у меня затряслись руки, и я крепко их стиснул. Наконец я огляделся. Сержант Брайт и второй пилот были заняты управлением, резко поднимая вертолет, поскольку мы шли над деревней. Позади меня слева сидел Джоунси, сгорбившись над пулеметом по-видимому, никто не видел, что случилось. Я встал. Грудь сдавило словно тисками. Я вернулся на свое место у пулемета и надел наушники. Послышался раздраженный голос сержанта Брайта:
— Генерал Ганн! Вы меня слышите? Отвечайте.
Не получив ответа, Брайт обернулся и увидел пустой верхний отсек. Я не стал дожидаться следующего вопроса.
— Генерала нет на борту, — сказал я.
— Куда же он, к черту, девался? Где полковник?
— Они выпали за борт.
— Что ты мелешь? Как они могли выпасть за борт, черт возьми?
Мы прошли над деревней и направлялись на север, к базе. Вел вертолет второй пилот. Сержант Брайт выглянул из кабины и уставился на меня.
— Что там случилось, Гласс?
— Я всего не видел.
— Какого же черта ты видел?
Мой голос звучал взволнованно, но я рассудил, что так и должно быть.
— Я смотрел на крестьян, работающих в поле, а тут генерал открыл по ним огонь. Потом я увидел, как генерал далеко высунулся в дверь посмотреть, попал ли он. Наверное, он поскользнулся или что-нибудь в этом роде. Я услышал, как он закричал и стал падать из вертолета. Полковник успел ухватить его, но потерял равновесие и тоже выпал.
— Господи Иисусе! Святая матерь божья!
В переговорном устройстве наступила гнетущая тишина. Несмотря на ветер, продувавший вертолет, я покрылся нервным потом. Наконец раздался голос второго пилота:
— Я ничего не слышал, кроме рева винтов. Что же нам теперь делать, сержант? Не вернуться ли и поискать их?
— Не знаю. Просто не верится. Дай мне подумать. Вот так история!
Через несколько секунд сержант Брайт сказал:
— Я беру управление на себя. Возвращаемся на базу. У нас не хватит горючего, чтобы вернуться, сесть и снова подняться. Да там внизу могут оказаться вьетконговцы. Отметь координаты этого рисового поля и запиши время. До дивизионной базы осталось минут десять. Мы уже почти подошли.
Несколько минут мы летели молча. Напряжение в моей груди ослабло и прохладный ветер высушил пот с лица.
— Джоунси, ты здесь?
