Тео поднял руку из своего угла, привлекая внимание. Жюстен подошел, предчувствуя плохие новости.
– Давай пройдемся, – предложил Тео.
Он заплатил, и оба вышли.
Они медленно прошли вверх по бульвару Пари, и Тео рассказал, как смог. Он брал на себя все: дело, документы и прочее, поскольку Орлов не хотел, чтобы упоминалось его имя.
Жюстен спросил, почему Тео сам не нагнется поднять такую гору золота.
– Это тебя не интересует?
– Гю совсем другой случай, – ответил Тео. – Ему уже Нечего терять. Это дело для такого как он. Тем более, что потом он сделает ноги.
Это было понятно, и Жюстен подумал, что Гю наконец-то подфартило.
– Я ничего не могу ответить, – сказал он Тео. – Я ведь не Гю. – Давай завтра, идет? Надо с ним переговорить и дать время обдумать.
Они дошли до площади Марсо.
– Мне сюда, – сказал Тео, показывая на улицу, идущую к порту. – Завтра в полдень, у меня.
Жюстен протянул ему волосатую костлявую руку, которая никогда не разжималась до конца. Оставшись один, он дошел до Канебьер и сел в трамвай до Мазарга. День близился к вечеру. На улицах было много людей со свертками. Некоторые несли елки. В витринах горели разноцветные лампочки, лежали хлопья ваты, зеленели елки, стояли Пэр Ноэли.[9] Жюстен видел Рождество во всех уголках мира. В декабре его душа смягчалась.
В этот вечер он думал только о Гю, чувствуя себя придавленным заботами. Он спрашивал себя, поддержит его Цыганка или нет. Эта малышка, обосновавшаяся в Париже, ни в чем не нуждалась, и вдруг такое дело… Жюстену захотелось поговорить об этом с Гю. «Такие бабки могут многое изменить, – думал он. – Гю будет меньше нуждаться в других, в том числе и в Цыганке».
Трамвай остановился. Жюстен посмотрел по сторонам: никого. Конечная. Он вздохнул и направился к убежищу самого разыскиваемого преступника Франции. Жюстен любил это место летом: здесь были фиговое дерево и колодец с ледяной водой. Он вошел в калитку и постучал в квадратик окна комнаты, где обычно находились Гю и Цыганка.
Гю приподнял штору.
– Это Кассини, – сказала Цыганка и пошла открывать.
Цыганка была в домашнем халате, подчеркивавшем ее формы, Гю – в пижаме. Они казались спокойными и счастливыми.
– Выпей с нами, старина, – пригласил Гю.
Они усадили его в кресло, Гю протянул ему бутылку.
– У меня есть новости, – сказал Жюстен, наливая себе.
– Рассказывай, выпьешь потом, – попросила Цыганка, боявшаяся, что после выпивки он говорить уже не сможет.
– Как у тебя с деньгами? – спросил Жюстен Гю.
Тот посмотрел на Цыганку и ответил:
– Оставил все свои сбережения государству.
– Если насчет отъезда, я беру это на себя, – заявила Цыганка.
– Она готова взять на себя все. Не обращай внимания, – сказал Гю.
– Это насчет паспорта, – объяснил Жюстен. – Нужно двести тысяч, два фото и чтобы ты отрастил усы.
– О, дорогой, сделай это! – воскликнула Цыганка. – Тебе усы очень пойдут!
Жюстен даже глазом не моргнул. «Ну и пусть, – подумал Гю. – Он и так должен догадываться, что мы с ней тут не жемчуг на нитку нанизываем».
– Отпущу, – ответил он, поглаживая верхнюю губу.
– Когда отдашь фото, придется подождать неделю.
– Как долго, как долго, – пожаловалась Цыганка.
– Не беспокойся, – сказал Гю Жюстену. – Так часто бывает.
– Для съемки выходить не придется, – предупредил Жюстен. – У меня есть аппарат, а пленку Тео проявит сам. Теперь еще одно. (Он опрокинул в рот стакан, который был далеко не маленького размера.) Тебя устроят сто миллионов?
«Господи, он набрался в стельку!» – подумала Цыганка.
– Мне это не нравится, – заметил Гю. – Я же сказал, что я на мели. Это не причина для шуток.
– С такими как ты не шутят, – сказал Жюстен. – Ты очень подходишь парням, которым нужна помощь. Доля каждого – сто миллионов. Так сказал Тео.
– А ему сто миллионов не нужны? – спросил Гю.
– Слишком велик риск, – объяснил Жюстен.
– Для Гю тоже, – заметила Цыганка.
Она встала; ей не сиделось на месте.
– Чего ради Гю влезать в гиблое дело? – продолжала она. – Такую кучу золота без охраны не повезут. Спроси у него, что вышло с «золотым» поездом!
– Кажется, меня там не убили, – заметил Гю.
– Может, и Роже сейчас играет в шары?
Один из охранников всадил ему пулю в голову.
– Его никто не тащил на аркане.
– Тебя тоже. Ты не обязан ввязываться в это дело.
– Обязан. У меня нет выбора.
Они разговаривали достаточно громко. Жюстен решил плеснуть себе еще коньячку.
– Это неожиданный шанс. Можешь сказать, что я согласен, – обратился Гю к Жюстену. – Когда дело?
– Дней через десять.
– Не выйдет, – сказала Цыганка и закричала Жюстену: – Он не пойдет, слышишь? Не пойдет…
Жюстен посмотрел на Гю. В таких случаях надо смотреть на мужчину.
– Я пойду, – сказал Гю. – Возвращайся, чтобы сообщить детали.
– Ладно, – кивнул тот и, поскольку Цыганка была его кузиной, добавил, чтобы не обидеть ее: – Не ссорьтесь по пустякам.
И вышел.
– По пустякам, по пустякам… – повторила Цыганка. – Ты слышал этого хама?
– Он твой кузен и помог тебе, – спокойно возразил Гю.
– Если б я знала, во что это выльется, ни за что бы к нему не обратилась, можешь мне поверить.
Гю встал с кресла и уселся на коврик перед камином. Огонь жил своей таинственной жизнью; ему нравилось смотреть на огонь.
Цыганка замолчала и прижалась лбом к окну. К дому вела дорожка, на которой сейчас никого не было. Тишина пробирала Цыганку до самого сердца. Предчувствие скорой развязки лишало ее желания бороться. Она села у огня рядом с Гю. Тот положил руку ей на колено и, не глядя, погладил ноги.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Как будто вернулась молодость. Я хочу, чтобы ты была счастливой.
– Полагаю, что ты ничего не можешь для этого сделать.
– Это должно было произойти: любовь в самый опасный момент. При таком раскладе это почти недопустимо.
– Послушай меня, – простонала Цыганка. – Мы выкрутимся, обязательно выкрутимся…
– Прошу тебя, не начинай сначала. Мне нужны бабки.
Она молчала. Он взял ее голову в обе руки и повернул лицом к себе.
– Тебе расхотелось уезжать?
– Нет, я только этого и хочу. Но чтобы все было иначе.
– Не хочешь, чтобы я сорвал большой куш?
– Мне страшно. До жути.
– За два дня до дела ты уедешь. Газеты поднимут большой шухер. Переждешь месяц, будешь
