— Я не желаю обсуждать это.
— Послушай, моя дорогая Симона, давай наконец поговорим откровенно. Какое это имеет значение после стольких лет?
Так было всегда: как только они касались запретной темы, графиня начинала сердиться. Зу-Зу безошибочно угадывала это, потому что движения ее подруги становились резкими, речь делалась отрывистой.
— Я же сказала — не будем обсуждать это!
— Нет, будем! — Зу-Зу тоже поставила чашку. — Почему ты не вышла замуж за Мориса? Ты не любишь его?
— Разумеется, я его люблю! Но это совершенно не относится к делу!
— Значит, это все из-за того, что произошло между нами много лет назад?
— Нет! — Графиня сделала глубокий вдох. — Я простила его за это.
— Как благородно с твоей стороны, Симона. Особенно если учесть, что его не за что было прощать.
Графиня недоверчиво взглянула на подругу.
— И ты хочешь, чтобы я в это поверила? Зу-Зу, ты же спала абсолютно со всеми! Почему же Морис стал исключением? Ведь он в ту ночь находился в твоем замке.
Зу-Зу хлопнула ладонью по столу; чай выплеснулся из ее чашки на вышитую скатерть.
— Я не спала со всеми!
Графиня насмешливо фыркнула.
— Ладно… я спала почти со всеми — кроме Мориса.
— Если это правда, то почему?
— Я хотела, можешь не сомневаться. Он был очень красив и обаятелен. Но он не захотел.
Это не могло не удивлять. В молодости Морис имел репутацию гуляки, любителя хорошеньких женщин.
— Но почему?
— Он любил тебя, Симона. — Зу-Зу тяжело вздохнула. — Он всегда любил тебя.
Графиня онемела от изумления. Преданный Морис? В те времена?
Зу-Зу откинулась на спинку стула.
— Я никогда не могла этого понять.
— Ты хочешь сказать, что он никогда…
— Совершенно верно.
Графиня де Фонболар некоторое время молча переваривала эту информацию.
— Но если причина не в той злополучной ночи, то почему же ты не вышла за него замуж, Симона?
— Потому, что это помогает мужчинам сохранять форму. Они обожают охоту, и я полагаю, ожидание только возбуждает их.
— Двадцать лет?
— Я не хочу это обсуждать, — надулась графиня.
— Очень хорошо, — снова вздохнула Зу-Зу. — Ну а что касается Джона, я по-прежнему считаю, что ты должна оставить их в покое. Джон не проявляет ко мне никакого интереса, а Хлоя, похоже, не собирается играть роль ревнивой жены.
Графиня задумалась. Возможно, разумнее позволить событиям развиваться естественным путем.
— Симона?
— Что? — рассеянно откликнулась она.
Замбо в некотором смущении принялась обмахиваться веером, и уголки ее губ дрогнули.
— Как ты думаешь, Жан-Жак не слишком молод для меня?
Подруга подняла на нее изумленный взгляд:
— Зу-Зу!
Отдыхавший в своем обычном убежище в оранжерее Морис Шевано начинал приходить к выводу, что именно здесь раскрываются тайны обитателей «Приюта изящества».
— Как, черт побери, тебе удалось забрать его у нее?
Хлоя только что вручила Джону модель парусника. Они отдыхали перед обедом в своих апартаментах. Она самодовольно улыбнулась.
— Я заключила с ней небольшое пари на результат заезда.
На чувственных губах Джона заиграла легкая улыбка.
— Ты ставила на меня, сверчок? Даже после того, как видела вороного?
— Конечно!
Джон со смехом покачал головой.
— Тебе повезло, что Шнапс оказался на дороге. В противном случае… или так и было задумано — вывести шейха из игры? — Он насмешливо поднял бровь.
Хлоя рассмеялась.
— Честно говоря, я об этом не думала. Я была полна решимости снять парусник с ее головы. Она очень неохотно расставалась с ним.
Джон посадил ее к себе на колени.
— А как тебе удалось уговорить ее заключить пари? — Он ткнулся носом ей в щеку.
— Это было совсем нетрудно. Помнишь ту старую уродливую лошадку на твоем письменном столе? Металлическую, с желтыми глазами из стразов? Она сказала, что эта вещица будет выглядеть потрясающе в ее волосах, особенно во время скачек. Я, естественно, согласилась.
Джон неожиданно замер.
— Ты ведь не на нее спорила, правда? — слабым голосом спросил он.
— На нее. — Хлоя повернулась к мужу, обеспокоенная его странным молчанием. — В чем дело? Тебе что, это старье нравится, да?
— Лошадка принадлежала моей матери, — тихо ответил он.
Хлоя почувствовала угрызения совести.
— О, Джон, я же не знала!
— А глаза у нее не из стразов, а из желтых бриллиантов.
Хлоя во все глаза смотрела на мужа, не в силах скрыть своего изумления.
— И эта статуэтка была с тобой все те годы, когда ты бедствовал… когда ты голодал? Это же ценная вещь! Почему ты не продал ее? По крайней мере тебе было бы на что жить.
— Я был мальчишкой и боялся, что если я покажу ее кому-нибудь, то у меня ее украдут или еще как- нибудь обманут. — Он помолчал в нерешительности. — Впрочем, я совсем не поэтому хранил ее.
— А почему?
— Это все, что осталось… от меня прежнего. Много лет назад отец подарил ее моей матери, и это была единственная вещь, с которой она не смогла расстаться. Умирая, она крепко сжимала статуэтку и шептала его имя. — Лоб Джона прорезала неглубокая морщина. — Даже после всего того, что он сделал с нами, она… она прощала его.
Он тяжело вздохнул и добавил:
— Я этого никогда не мог понять.
Хлоя погладила его по щеке, и глаза ее наполнились слезами. Он не понимал, но все же хранил маленькую лошадку. Почему?
Джон хранил статуэтку, потому что любил свою мать.
— Прости, Джон. Я понятия не имела. Хорошо, что ты победил.
Она попыталась улыбнуться мужу.
Его мысли вновь вернулись к ней.
— В любом случае я бы ее не отдал. Даже если бы мне пришлось уплатить в сто раз больше, чем она стоит.
Хлоя еще больше расстроилась.
— Мне очень жаль, — прошептала она. — Я просто хотела вернуть тебе кораблик.
До Джона внезапно дошло, как сильно она переживает.
