С улыбкой метрдотель сделал официанту знак удалиться.
— Добрый вечер, мадам. Я проведу вас за ваш столик.
Небольшая, освещенная мерцанием свечей уединенная кабинка была словно создана для того, чтобы сидеть держась за руки и говорить милые глупости. Эстер коснулась ногой ноги Мича, когда они усаживались.
—Сейчас к вам подойдет сомелье. Наслаждайтесь вечером.
—Не стоит и спрашивать, был ли ты здесь раньше.
— Время от времени я устаю от замороженной пиццы. Хочешь шампанского?
— Выпью с удовольствием.
Мич заказал бутылку, приятно поразив сомелье ее годом. Эстер открыла меню и углубилась в созерцание утонченного набора блюд.
— Надо припомнить все это, когда в следующий раз буду откусывать от половинки сэндвича с тунцом в перерыве между встречами.
— Тебе нравится твоя работа?
— Очень. — Она задумалась, действительно ли souffle de crab 11 выглядит так же, как и слышится. — Роузен, конечно, бывает невыносим, но он заставляет тебя работать эффективно и профессионально.
— А тебе нравится быть профессионалом?
— Это очень важно для меня.
— Почему?
— Из-за безопасности. — Она взглянула на него с улыбкой. — Но, я думаю, это также связано с Рэдом. Правда в том, что все имеющее для меня значение за последние несколько лет связано с Рэдом.
Она бросила взгляд на официанта, который принес вино и приступил к обычной процедуре, подав Мичу бокал, чтобы тот его одобрил. Эстер смотрела, как льется в высокий бокал золотистое и пенистое шампанское.
—Тогда за Рэда, — проговорил Мич, коснувшись своим бокалом ее. — И за его обворожи
тельную маму.
Эстер сделала глоток, поражаясь тому, что на свете существуют вещи столь приятные на вкус. Конечно, она пила шампанское и до этого, но подобно всему тому, что имело отношение к Мичу, это шампанское было ни на что не похоже.
— Я бы никогда не назвала себя обворожительной.
— Прекрасная женщина, в одиночку растящая ребенка в одном из самых жестких городов мира, завораживает меня. — Он сделал еще один глоток и усмехнулся. — Ну, а кроме того, у тебя просто потрясающие ноги, Эстер.
Она улыбнулась и даже после того, как он взял ее за руку, не почувствовала обычного смущения.
—Ты уже об этом упоминал. Они действительно длинные. В школе я была выше своего
брата. Его это приводило в ярость, а мне приходилось жить под именем Дылда.
— Я был Шнурком.
— Шнурком?
— Представь себе такого сорокакилограммового доходягу. Так вот, это был я.
Закрывшись бокалом, она наблюдала, как он снимает пиджак.
— Я тебе не верю.
— Как-нибудь, когда достаточно выпью, я покажу фотографии.
Мич сделал заказ на безукоризненном французском, потрясшем Эстер до глубины души. И это, подумала она, автор комиксов, строящий снежные крепости и беседующий со своей собакой. Поймав ее взгляд, Мич поднял бровь.
— Я провел несколько летних сезонов в Париже, когда учился в последних классах школы.
— А… — Это быстро напомнило ей о его происхождении. — Ты говорил, у тебя нет братьев и сестер. А твои родители живут в Нью-Йорке?
— Нет. — Он отломил кусок французской булочки. — Матушка заезжает время от времени, пройтись по магазинам или театрам, отец также бывает здесь по делам, но Нью-Йорк не в их стиле. Они по-прежнему проводят большую часть года в Ньюпорте, где я и вырос.
— Ах да, Ньюпорт. Мы проезжали его однажды, когда я была еще ребенком. Мы всегда устраивали летом эти каникулы на колесах. — Неосознанным жестом, подарившим ему восхитительный вид ее шеи, она убрала прядь волос за ухо. — Я помню дома в Ньюпорте. Эти огромные особняки с колоннами, цветниками и специально подстриженными деревьями. Мы даже сделали несколько фотографий. Было трудно поверить, что кто-нибудь может там жить. — Она внезапно оборвала себя и взглянула в смущенное лицо Мича. — Вы жили.
— Забавно, но я проводил много времени, наблюдая летом в бинокль за туристами. Возможно, я видел и твою семью.
— Ну да, мы были единственными в маленьком трейлере с чемоданами, привязанными на крыше.
— Конечно, я вас помню. — Мич предложил ей кусок булки. — Как же я вам завидовал!
— Правда? — Эстер собиралась намазать масло на хлеб, да так и замерла с поднятым ножом. — Почему?
— Ну, потому, что вы отправлялись на каникулы в поездку на трейлере и могли есть хот-доги. Вы останавливались в мотелях, где за дверью были специальные аппараты для газировки, и играли в бинго во время переездов из одного города в другой.
—Да, — прошептала она. — Все так и было.
—И я вовсе не бедный маленький богатый мальчик, — добавил он, заметив, что что-то
мелькнуло в ее глазах. — Я просто хочу сказать, что иметь большой дом не многим лучше, чем
вагончик-трейлер.
Мич долил еще вина в ее бокал.
— Я пережил бунтарский период «деньги — ниже меня» много лет назад.
— Не знаю, сложно поверить, что эти слова говорит человек, позволивший скопиться горам пыли на столике эпохи Людовика XV.
—Это не бунтарство, это лень.
— Стыдно признаться, — добавила она, — но у меня руки так и чешутся взяться за бархатку и лимонный сок.
— Ну, если у тебя возникает желание полировать мой столик красного дерева, не надо себя ограничивать.
Эстер удивленно приподняла бровь, когда он рассмеялся.
—И чем же ты занимался в бунтарский период?
Она тронула его руку кончиками пальцев. Пожалуй, это был именно тот редкий раз, когда она касалась его без смущения. Мич перевел взгляд с ее рук на лицо.
— Ты и вправду хочешь знать?
— Да.
