19. Капля яда
Великий Змей повернул голову и увидел Роуэна.
— Не смотри на него! — крикнул Угрюм.
Поздно. Роуэн уже уставился в тусклые глаза Змея и не мог отвести глаз. Он словно оцепенел и утратил волю.
Сзади кто-то дернул его за рукав.
— Роуэн! — раздался сдавленный голос. — Вспомни о матери! И про яд!
Роуэн вырвался из-под власти холодного золотистого взора. Угрюм, Ясинка и Морелюб стояли у него за спиной. В лунном свете их лица казались мертвенно-бледными.
Это Ясинка окликнула Роуэна, и он смутно осознал, что наконец-то она назвала его по имени. Она с силой сжала его руку:
— Ты Оракул. Ты не должен рисковать. Я пойду вместо тебя. Моя жизнь ничего не стоит. Но если погибнешь ты, погибнет весь наш народ. Дай мне кувшинчик.
Роуэн посмотрел в ее бледные глаза. Там был страх, но была и решимость.
«Она действительно похожа на маму, — мелькнуло у Роуэна в голове. — Она всегда делает то, что считает правильным. Чего бы это ни стоило».
— Я выше и сильнее, — вмешался Морелюб, — и с чудовищем должен встретиться я. Дай кувшинчик.
Змей ждал, распластавшись на камне.
Роуэн заколебался, затем вопросительно посмотрел на Угрюма, в блеклом свете луны казавшегося маленькой голубой тенью.
— Нет, — спокойно произнес Угрюм. — Никто из нас не сможет сделать это вместо Роуэна.
Ясинка и Морелюб чуть не начали спорить, но Угрюм остановил их движением руки:
— Мы с детства приучены бояться и этого Змея, и его сородичей. А Змей знает нас, водяных людей. Знает наш запах, нашу бледную кожу, наши движения. Мы его обычная добыча. Он не раздумывая нападет на нас. Приблизиться к Змею сумеет лишь чужестранец.
— Да, это так, — со вздохом признал Роуэн.
Он опять повернулся и посмотрел на чудовище, на этот раз избегая его взгляда. Он сделал шаг вперед. Еще один. Змей не пошевелился, но открыл гигантскую пасть, в которой трепетал темный раздвоенный язык. Послышалось шипение. Глотка у Змея была желтая и гладкая, а клыки белые, с темными остриями. Из них сочился и стекал на землю яд, походивший на капли расплавленного золота.
Роуэн начал подниматься на скалу. Он чувствовал, что ступает по гладкому камню, слышал собственное прерывистое дыхание. В руках он крепко сжимал кувшинчик.
Что-то хрустнуло у него под ногой — это был высохший лунный цветок. Он уже почернел, его лепестки скрутились, будто маленькие чашечки. Роуэн наклонился и оторвал один из них.
Тем временем Великий Змей продолжал откладывать яйца и одно за другим топил их в воде. Прямо над ним в небе застыла огромная белая луна.
Змей не отрываясь смотрел на Роуэна.
«Прав Угрюм, — подумал Роуэн, — Змей не понимает, кто я такой. Он хочет сперва отложить яйца. Он обеспокоен, но не тронется с места, если я не буду делать резких движений. Нельзя упустить такую возможность».
Роуэн подкрадывался к роднику. Все ближе и ближе… и наконец он увидел цветок, сиявший, словно отражение луны. Роуэн принялся обходить огромные кольца, опоясывавшие родник, двигаясь к голове чудовища.
Глаза Великого Змея загорелись. Он изогнул шею и издал оглушительный крик. Звук был таким сильным, что у Роуэна из глаз потекли слезы. Ему захотелось заткнуть уши, но в одной руке он сжимал лепесток лунного цветка, а в другой — драгоценный кувшинчик.
Змей снова зашипел. Он широко распахнул свои мощные челюсти, которым ничего не стоило разнести в щепы большую лодку. Язык трепетал. Зубы блестели в лунном свете, источая золотистую смертоносную жидкость.
Роуэн метнулся вперед. Он вытянул в руке лепесток лунного цветка и подхватил им большой сгусток яда. С яростным воплем Змей бросился на Роуэна. Тот отпрянул назад и упал, оглушенный душераздирающим звуком. Боль пронзила забинтованные руки. Яд шипел и дымился в лепестке. Кувшинчик опасно накренился.
Роуэн испуганно посмотрел на кувшинчик. Он все еще был полон зеленой жидкости, но тут Роуэн с ужасом заметил, что яд уже прожег лепесток лунного цветка и бесценное зелье впустую льется на камень. Яд вытекал тонкой дымящейся струйкой, и лепестковая чашечка почти опустела.
— Нет! — сам того не замечая, закричал Роуэн.
— Роуэн, отойди! Беги отсюда! Ради Орина! Скорее! Он шевелится! Сейчас он…
Роуэн едва слышал крики своих спутников. Он и сам видел, что чудовище уже нависает над ним, заслоняя луну. Огромные скользкие кольца разматывались, а сочащиеся ядом челюсти открывались для нападения.
«…Каплю яда…»
Дрожащими пальцами Роуэн перевернул над кувшинчиком лепесток, и последняя золотистая капля с шипением упала в зеленую жидкость. И эликсир стал прозрачным. Прозрачным, словно вода в роднике, словно хрусталь кувшинчика. Прозрачным, как истина.
— Роуэн!
Он поспешно закрыл кувшинчик и вскочил на ноги. Спасая свою жизнь, ни на что не глядя, Роуэн отпрянул назад и съехал вниз по гладкой поверхности скалы, сжимая в дрожащих руках бесценный трофей.
Но чудовище с неистовым воем преследовало его. Роуэн чувствовал, что с каждым мгновением оно приближается и вот-вот… Ничего не осознавая, он ринулся вперед. «Но куда теперь? В какую сторону?»
— Сюда! — послышались три голоса.
Будто сквозь пелену, Роуэн увидел, как его спутники с искаженными лицами несутся ему навстречу. Он протянул руки. Ясинка и Морелюб подхватили его и потащили прочь от скалы.
Лес был очень густым. Заросли на каждом шагу преграждали им путь. Ползучие растения хватали за руки и за ноги, цеплялись за одежду. Плотный лиственный шатер не пропускал лунного света. Ясинка и Морелюб в кромешной тьме тащили Роуэна. За ними спешил Угрюм.
Великий Змей бушевал. С шипением и воем он двигался следом, сметая все на своем пути. Свет ему был не нужен. Змей слышал шум, чуял запах и неуклонно приближался к беглецам. А они, задыхаясь и всхлипывая, на ощупь пробивались сквозь заросли, и жуткий рев Змея надрывал их слух. Так, должно быть, некогда бежал и сам Орин, спасая свою жизнь.
— Куда теперь? — прорыдала Ясинка. — Ничего не вижу!
И тут позади раздался громкий хрип.
Роуэн напряг зрение, но сперва ничего не смог разобрать в темноте, а затем увидел, что случилось. Угрюм запутался во вьющемся растении. Его шея попала в петлю. Он задыхался и дергался, и от каждого его движения петля затягивалась все туже.
Великий Змей почти что настиг беглецов. Громкий треск возвещал о его приближении. А Угрюм
