некуда. За пять минут до того, он, по приказу капитана Рэдо, слил весь резервный керосин, и теперь у него в баках оставалось горючего не более, чем на сотню миль. Собственно, полосы, как таковой не было. Просто ближайший к Макасо участок дороги, ведущей на юг, к озеру Уква и трассе Кумбва – Мпондо, был спрямлен, расширен, и залит чем–то наподобие бетона, в которой превращалась местная глина при измельчении, заливке и высыхании. Такая дорожная модернизация потребовалась для монтажа модульной АЭС и небольшой фабрики по переработке триффидных стволов в строительную фанеру, а затем возникла идея, что на этот участок около полутора тысяч метров длиной могут, в случае необходимости, приземляться грузовые самолеты. Вот сейчас такая необходимость и возникла… Вопреки опасениям, «Фалькон» приземлился вполне чисто. Рев трех турбореактивных движков смолк, и «комитет по торжественной встрече» тут же занялся делом. На полосу в сотне метров перед носом самолета выехал бронированный джип, и усиленный мегафоном голос, в лучших традициях центрально–африканского военизированного гостеприимства предложил прибывшим:
— Всем выйти из самолета, бросить оружие и лечь лицом вниз.
На «Фальконе» тоже имелась техника для громкой голосовой связи.
— Какие гарантии нашей безопасности? – спроcил пилот.
— Никаких, — честно ответил через мегафон капитан Виго Рэдо, — выметайтесь, и все.
— Тогда, — сказал пилот, — нам надо запросить инструкции у чартерной компании.
Виго хмыкнул, положил микрофон на сидение, и распорядился:
— Тино, убедительно попроси экипаж и пассажиров покинуть воздушное судно.
— Да, кэп, — лаконично ответил парнишка–креол с нашивками суб–лейтенанта на полевой форме и взялся за пульт управления маленькой двуствольной пушки, установленной на турели, на крыше джипа.
Турель поднялась на выдвижном штоке, повернулась, и стволы уставились прямо на обзорный фонарь кабины. Ни пилот, ни бортмеханик, не успели даже толком испугаться, когда один за другим раздались два выстрела.
Первый: тяжелый пластиковый цилиндр – болванка вышиб одно из стекол фонаря. Второй: В дыру влетел контейнер и разбился о заднюю стенку кабины с тихим, почти нежным звоном. Наполнявшая его бесцветная жидкось вскипела, образовав изящные клубы белого пара. Ни в кабине, ни в салоне, никто не успел оценить эстетику этого физического явления — на них обрушилась непереносимая, оглушающая и ослепляющая боль в глазах и носоглотке…
Спецагенту FBI Гарри Босуорту досталась сложная задача комментировать проведение операции для репортеров, собранных в кабинете главного инженера фанерной фабрики (окна которого удачно выходили на финишный участок резервной посадочной полосы).
— Леди и джентльмены, сейчас вы видите последствия применения лакримативного газа, т.е. нелетального оружия, вынуждающего правонарушителей покинуть занимаемое ими помещение… Я надеюсь, они сумеют найти ручки основного и аварийного выходов… Вот, нашли… К сожалению, у наших коллег из INDEMI не нашлось амортизирующих матрацев, так что нарушители вынуждены прыгать… или падать из салона. Сечас вы видите фазу физического задержания… Мда… Некоторая грубость здесь неизбежна…
— По–моему, — перебил Хартли, — Совершенно не обязательно бить их ногами. Хоть они и негодяи, но у них должно быть право на человечное обращение.
— Какое, к чертовой матери, человеческое обращение? — возразил Йорк, — Таких говнюков надо расстреливать на месте.
— Это нецелесообразно, — сообщил спецагент Босуорт, — они важные свидетели… Ну, вот, эта фаза завершена, мы видим 12 задержанных, из которых, судя по внешнему виду, 4 являются военизированной охраной, а 8 гражданскими лицами. Двое гражданских лиц, скорее всего, экипаж самолета…
— А что за форма на охранниках? – спросила Жанна.
— Это стандартное обмундирование армии эмирата Сарджа, — сообщил Гарри.
…
63 — ИНОПЛАНЕТНЫЙ УТЮГ made in China.
Рон не отрывая взгляд от панорамы внизу, закурил сигарету, и хмыкнул.
— Керк, ты специально проложил маршрут над Брунеем?
— Ага. Хочу разглядеть кое–что с воздуха. Мало ли… Вот, дворец их гребаного султана.
— Вижу… Ага, у нас отличная позиция…
— Одна бомба и жопа этому исламисту, — добавила Пума, пристраиваясь рядом с Роном.
— Черная кошка! Отставить милитаристскую агитацию! Мы мирные туристы, E–oe?
— У! Я не милитарист. Я теоретически. Как если маневры, да!
— Если маневры, — вмешался Олаф, — я бы влепил ракету в эти нефтяные терминалы, а вторую — туда, где навигационный комплекс. И еще вон в ту транспортную развязку.
— А по–моему, надо бить в газгольдеры и в ТЭС, — сказала Фрис, — Они так бабахнут… Кстати, почему нас никто не шуганет отсюда? Мы же обнаглели, летим на высоте 500, мелькаем меганезийскими значками на крыльях.
— «Наутилус» в 200 милях к западу отсюда, — объяснил Керк, — Китайцы уроют любого засранца, который будет хулиганить. Кроме нас, разумеется. Мы хорошие засранцы.
— Вообще, вы не честно поступаете, — сказала Юн Чун, — Используете гуманитарный воздушный коридор для военной разведки. Мне стыдно за вас, честное слово.
— Мы уже не используем, мы на море смотрим, — весело ответил Керк, — Видишь, какое красивое? Как твои глаза, Юн. И такое же загадочное. Ты этого не знаешь, потому что никогда не видела своих глаз со стороны. В зеркале не то, оно искажает взгляд. А вот я вижу твои глаза по–настоящему. Они играют живым огнем, когда луч солнечного света касается их сбоку, как будто хочет погладить… Вот какие у тебя глаза, Юн!
Китаянка вздохнула, и чуть заметно улыбнулась одними уголками губ.
— Наверное, когда–нибудь я вспомню эти твои слова, и мне станет очень грустно.
— Не парься, — посоветовала Пума, хлопнув ее по спине, — Ты ведь не знаешь, что будет. Никто не знает, кроме Ориши Йемайи, или Паоро, как ее называет мой мужчина.
— Это богиня, в которую ты веришь? – спросила Юн Чун.
— Что значит веришь – не веришь? Это судьба. Она просто есть, вот и все.
— Мне этого не понять. Я считаю, что человек сам хозяин своей судьбы.
— Это тоже правильно, — легко согласилась африканка, — судьба там, где человек еще не знает. А там, где человек уже знает, он хозяин. Там он делает то, что ему хочется.
— Или то, что должен, — добавила китаянка.
— Если он должен, то он раб, — ответила Пума, — а свободный человек, он не должен.
— Свобода хороша в меру, — возразила китаянка, — Если человек совсем свободен, если у него нет никаких обязательств перед обществом и другими людьми, то в чем смысл его жизни? Он проживет
