эфир. Я опускаю технику ретрансляции…
— Короче, мы увидим полет спейс–скутера, как бы, сбоку и сверху? – уточнила Элеа.
— Да. А в начале и в конце маршрута, в атмосфере, трансляция пойдет с самолетов. Она, собственно, уже идет. Самый интересный момент – это когда включится бустер.
— Фрэдди, а почему эта штука такой формы? Я имею в виду, пузырь, шляпа…
— Пузырь потому, что так дешевле делать. Его просто выдувают из пластика. А шляпа – потому, что «Hikomo» специализируется на крыльях именно такой формы. Эту шляпу придумали для human–power flyers (т.е. педальных самолетов). Чем больше крыло, тем меньше нужна мощность для взлета. А если надо улететь на большую высоту, то чем больше у нас крыло, тем меньшая плотность воздуха нам достаточна для…
— Бустер! – перебила Элеа.
Позади пузыря вспыхнул факел бледного почти бесцветного пламени, и машинка стала все быстрее карабкаться вверх. Всего через четверть минуты, она уже превратилась в мерцающую точку на фоне голубого неба, а затем исчезла… И почти тут же возникла в поле зрения камеры спутника. Казалось, пузырь всплывал из сероватой дымки верхних слоев атмосферы, как обычный пузырек воздуха – из слоя жидкости.
— Насколько это опасно? – спросила Жанна.
— Менее опасно, чем гнать по шоссе 100 миль в час, или чем летать на аэробусах.
…
За следующие 40 минут, пока Лобстер двигался по баллистической параболе, Фрэдди наговорил целую космическую энциклопедию. Он отлично умел разбавлять механико–математические подробности шутками, поэтому слушать его было ни капли не скучно. Жанне это нравилось. Потом они так увлеклись, наблюдая, как спейс–скутер входит в атмосферу (под синхронную лекцию Фрэдди о технике мягкого активного торможения сверхлегких космических аппаратов), что чуть было не лишились мяса. Хорошо, что у Элеа был хороший нюх, и она вовремя распознала запах горелой субстанции…
…
90 — Маленький ВОЕННО–СЕМЕЙНЫЙ скандал.
К началу судебного заседания, стол в гостиной был сервирован в троглодитском стиле, иначе говоря – мясо и печеные овощи свалены на большое блюдо, а гостям была дана возможность самостоятельно найти приборы для еды — или пользоваться пальцами. Что касается Элеа, то она выбрала последний вариант, причем умудрялась одновременно жевать и комментировать происходящее на экране.
— По ходу, рабочая тройка: Макрин Ког, Тин Фан и Ашур Хареб председатель. Прикол: такой состав попросил прокурор, Курт Эйнфогел из Гааги. Остальные трое, видите ли, необъективны. Грендаль Влков — европофоб, Джелла Аргенти — милитаристка, а Долфин Бонанза летает на флайке, купленной у Штаубе. Не будь прокурор дебилом, он бы все сделал наоборот, потому что худшую для него тройку даже вообразить невозможно.
— Вот как? – удивилась Жанна, — А если подробнее.
— Типа, дебильная логика, — пояснила меганезийка, — Ашур этнический араб – значит, сочувствует исламистам. Макрин этнический юро — значит, сочувствует европейским оффи. Тин Фан – биомеханическая гуманистка, значит…
— Ух ты! – Перебил ее Фрэдди, — биомеханический гуманизм! Как у меня!
Жанна щелкнула пальцами.
— О! Надеюсь, теперь–то ты объяснишь мне, что это за спец–гуманизм? Я помню! Ты обещал еще по дороге на Аитутаки, когда я впервые об этом…
— Штаубе вызвали давать показания, — перебила Элеа.
***
Бывший министр ВВС Шонаока уверенно пересек холл–террасу отеля (которая была временно превращена в зал суда), и остановился на сине–зеленой циновке (место для выступлений свидетелей). Он был одет в простую полевую офицерскую форму армии Шонао. На груди блестели два ордена: Золотой гепард и Лазурный орел.
— Сен Штаубе, — начал Ашур Хареб, пожилой худощавый араб, одетый в легкое белое кимоно, — Надеюсь, вы в курсе, что Гаагский трибунал просит передать вас органам международной юстиции в связи с актом криминальной агрессии – бомбардировкой воздушного флота другого государства, выполненной по вашему прямому приказу.
— Да, ваша честь, я в курсе.
— Замечательно. В таком случае, герр Эйнфогел, пройдите на красную циновку и аргументируйте требования вашей организации.
Международный прокурор говорил примерно четверть часа. Его не прерывали. Ашур листал журнал «Comercia y Nautica de Pacific». Макрин (представительный 40–летний дядька средне–европейского типа, в просторном спортивном костюме) курил толстую сигару. Тин Фан (молодая изящная вьетнамка, носившая открытый комбинезон типа «koala») рисовала на листе бумаги фантастических бабочек. Штаубе смотрел в сторону лагуны – над ней кувыркались в воздухе два оранжевых «Vitiare» (сотрудники фирмы беззастенчиво использовали скопление людей для рекламы своих машин). Как только прокурор завершил свою речь, экс–министр повернулся к судьям.
— Извините, я должен что–то ответить этому человеку?
— Это было бы желательно, — подтвердил Ашур.
— Хорошо, — Штаубе кивнул, — Я буду краток. 3 года назад я, по зову сердца, вступил в Народную Армию Освобождения Шонао. Интересы этого народа я принял, как свои личные, и сражался за его свободу в подполье на территории врага, затем в небе над Африкой, а затем на посту министра ВВС. Я изучил авиацию врага, его тактические и стратегические приемы, его стиль действий в обороне и нападении. Это позволило мне сначала дать руководству страны рекомендации по уничтожению вражеских агентов в Шонаока, затем уничтожить в воздухе элитный экспедиционный корпус врага, а затем перейти в наступление и уничтожить вражеского лидера. Это не агрессия, а напротив, защита от агрессии. Ни один солдат Шонао не вторгался на территорию Сарджа. Это боевики эмира Аккана вторгались или тайно проникали на земли Шонао, устраивали исламские мятежи против законного правительства и геноцид мирного населения. Я исполнял долг солдата. Если это — преступление, то я – преступник. У меня – все.
— А, кстати, кто объявил войну между Шонаока и Сарджа? — поинтересовался Макрин.
— Президент Чоро Ндунти, в ответ на исламский мятеж, поднятый агентами Сарджа.
— И где были вы в этот момент?
— Я был в Сарджа, в подполье. Я внедрился в эмирские ВВС в качестве мастер–пилота. Сразу после начала войны, эмир приказал мне доставить в Шонаока 600 карателей, и десантировать их недалеко от
