Она застонала и снова открыла глаза.
— Как будто у меня ничего не сломано, — наконец неуверенно произнесла она.
— Ты уверена?
— Да.
Чувство облегчения сменилось гневом.
— Что, черт побери, вы там делали? — проревел он.
— Подглядывала, — тем же слабым голосом ответила она.
Он негодующе уставился на нее, потом невольно улыбнулся.
— Я ведь уже говорил, — сказал он, поглаживая пальцем ее нежное лицо, — вам просто нужно было предложить мне что-нибудь получше.
Ее глаза наполнились слезами.
— Chere, — хрипло сказал он, — не плачь. — Он смахнул слезы пальцем. — В следующий раз, когда ты захочешь знать, куда я собрался, спроси прямо.
Они смотрели друг другу в глаза. Сторм помолчала, как будто припоминая что-то, потом сказала:
— В первый раз слышу, что вас достаточно всего-навсего спросить.
Он улыбнулся, отодвигаясь от нее:
— Вы можете сесть?
Она кивнула. Он хотел помочь ей встать, но она застонала, и он тут же опустил ее обратно.
— Все-таки вам нехорошо, — упрекнул он.
— Бретт! Бретт! Что здесь происходит?
Сторм почувствовала, как Бретт замер. Она замерла тоже и приподнялась на локтях, всматриваясь. Бретт сказал через плечо:
— Иди в дом, Одри. Мне придется на время взять твой экипаж. Пожалуйста, прикажи его подать.
— Может, послать за доктором? Кто это?
— Одри, — властно начал Бретт.
Сторм, сама не замечая этого, села и принялась разглядывать немыслимо шикарную, да еще и невысокую, женщину с фонарем в руке, омываемую льющимся из дома светом.
— Вы не собираетесь нас познакомить, Бретт? — спросила она как можно ехиднее, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Она никогда не сможет соперничать с этой женщиной, никогда!
— Иди в дом, — хрипло повторил Бретт. — Давай, Одри. Сторм, ложитесь, — сказал он гораздо нежнее, придерживая ее рукой за спину и опуская на землю.
Сторм послушно легла, но было уже поздно: они с женщиной успели встретиться взглядами, и Сторм заметила в ее глазах внезапное понимание, когда Бретт назвал ее по имени. Она вновь почувствовала тошноту и головокружение. Его любовница была миниатюрная, округлая, красивая, женственная, изящная — у нее было все, чего не было у Сторм.
— Ладно, Бретт, — негромко сказала Одри а послушно исчезла.
Сторм поняла, что сейчас ее стошнит. Она перевернулась, и ее вырвало. Когда все кончилось, она обнаружила, что Бретт нежно поддерживает ее. Она была готова разреветься. Когда он принялся гладить ее по волосам, желание плакать стало еще сильнее.
— Не надо, — простонала она.
Его рука замерла. Долгие мгновения, борясь с волнами головокружения и тошноты, Сторм продолжала видеть перед собой эту красивую женщину. Потом Бретт негромко произнес:
— Экипаж уже здесь.
Он без усилий поднял ее, и Сторм уткнулась лицом ему в грудь. Он донес ее до экипажа, забрался в него и сел держа ее у себя на коленях. Почему-то оттого, что ее так держат, она потеряла всякое самообладание. И очень тиха заплакала.
— Вам больно? — сразу спросил он. Его тело напряглось под ее телом, теплые руки обхватили ее крепче.
— Нет, — прошептала она сквозь слезы. — Голова болит.
— Не плачьте, прошу вас, — нежно сказал он, еще ближе прижимая ее к своей груди, так что ее груди передавалось биение его сердца. Она уткнула лицо в уголок между его плечом и шеей и закрыла глаза. — Почему вы плачете, Сторм?
Она покачала головой. Говорить она не могла. Нежность в его голосе только усиливала смятение ее чувств. Но она ощущала его руки, гладившие, ободрявшие ее, и за мгновение до того, как ее окутала благословенная тьма, ей показалось, будто он прошептал:
— Прости меня, chere.
Часом позже она все еще была без сознания.
Бретт стоял рядом с ней, и его сердце трепетало от вида ее бледного лица — сейчас такого безмятежного, каким он еще никогда его не видел, — пока доктор Уинслоу обследовал ее.
— Ну, как? — скованным голосом спросил Бретт. — Почему она все еще не пришла в себя? Она поправится?
— Успокойтесь, Бретт, ваша прелестная женушка цела и почти невредима.
— Что вы имеете в виду? — осведомился Бретт.
— Все кости целы, но у нее сотрясение мозга. На затылке шишка размером с апельсин.
— Это может оказаться серьезным, — не двигаясь, сдавленным голосом сказал Бретт.
— Нет, если у нее будет неделя полного покоя. Я хочу, чтобы три следующих дня она лежала в постели. Потом она может принимать посетителей, но только ненадолго. Никаких прогулок и верховой езды. Спать в отдельных комнатах. Побольше отдыхать.
Бретт нахмурился, пытаясь представить, как он сможет удержать Сторм в бездействии целую неделю.
— Она будет отбиваться руками и ногами, — пробормотал он.
— Никаких отбиваний, — сказал Уинслоу. — Ей показан полный покой.
— Она самая вспыльчивая женщина, какую я когда-либо видел.
Уинслоу улыбнулся:
— Так не сердите ее.
— Вам легко говорить, — пробормотал Бретт, глядя на лежавшую без сознания на кровати девушку.
— Если боль будет слишком сильной, можете дать ей несколько капель лауданума, — продолжил Уинслоу.
— Какая боль?
— Какое-то время у нее будут головные боли. Бретт подошел к кровати и поправил покрывало, испытующе глядя на нее.
— Вы уверены, что это всего лишь сотрясение? Там ее стошнило.
— Только сотрясение, — заверил Уинслоу. — Не надо провожать, Бретт. Я найду дорогу.
Уинслоу вышел, и Бретт присел на край постели Сторм. Она не шелохнулась. Он взял ее за руку. Ладонь была сухая и теплая, мозолистая, а не мягкая и шелковистая. Он держал ее, трогая и рассматривая каждую черточку. Было очень странно видеть ее такой — она казалась очень юной и незащищенной. Он откинул ее густые волосы с висков, потом бессознательно наклонился и поцеловал открывшееся место и сразу же ощутил сладкий укол желания.
«Я не стану этого делать, — подумал он. — Я не стану аннулировать этот брак, вот и все».
Придя к этому решению, он почувствовал себя гораздо лучше. Он не намерен снова разбираться в их отношениях. С него достаточно. Стоит ему начать думать об этом, как он снова станет злиться на себя, колебаться и, того и гляди, передумает. Она застонала.
Он погладил ее волосы.
— Спи, Сторм, спи, chere, — нежно сказал он вполголоса. — Ш-шш, спи.
Ресницы Сторм затрепетали, и она с трудом приоткрыла глаза:
— Ох!
— Вам больно? Она сглотнула:
— Голова болит.
