была маленькая, мне казалось, что у папы очень опасная работа, и я все беспокоилась за него. Я до сих пор так и не привыкла к удивительному чувству, которое испытываешь, когда магия откликается на папин призыв. Вот и в тот день я тихонько ахнула, увидев, как рама на ножках заполняется густым туманом. Поначалу туман отливал голубым, зеленым и белым, но почти тотчас же он превратился в маленькое, но точное изображение Островов Блаженных. Перед нами лежала Англия, расцвеченная всеми оттенками зеленого, в коричневых пятнышках городов, и Пеннинские горы тянулись через нее, точно позвоночник, а южные холмы походили на тазовые кости. Тоненькими серо-голубыми шнурочками змеились реки, а между ними громоздились темно-зеленые лесные чащи. По словам папы, все это очень важно, потому что картинка возникает благодаря тому, что ты думаешь о водах, горах и лесах, — и все равно я не понимаю, почему видно все, вплоть до белых утесов на юге. А вон и Шотландия — коричневатая, пересеченная ползущими по ней хребтами бело-серых облаков. Густая серая муть наверху — это сильная буря где-то у Джон-О’Тротса. Сбоку темно-зелеными пятнами из-под свинцово-серых туч проступал Уэльс. А Ирландия была видна как на ладошке — она вполне оправдывала свое прозвище Изумрудный остров, и по ней бежали большие пятна солнечного света.
Папа обошел вокруг столика, наклонился, вглядываясь в цвет морей. Потом отступил назад, изучая узор летящих облаков.
— Хм, — сказал он, указывая на северо-восток Англии, где земля тонула в белесой, похожей на дым мгле. — Вот тот самый дождь, который нас теперь так изводит. Как видите, облака стоят на месте. Его величество желает, чтобы дождь прекратился и небо по возможности расчистилось к тому времени, как прибудет король Шотландии. Теперь взгляните на Шотландию. Там очень мало ясного неба. У них погода меняется каждые десять минут: то идет дождь, то выглядывает солнце. Привести хорошую погоду оттуда невозможно, и, в любом случае, долго она не продержится. Да, это проблема.
Он медленно побрел по зеленым ландшафтам и ползущим облакам, миновав прутья рамки, как будто их не было. От этого у меня всегда мурашки бежали по спине. Ну как может человек проходить сквозь прочные золотые стержни?
Отец остановился, держа руку над мрачным зеленым Уэльсом.
— Вот где настоящая проблема! Мне придется привести из Ирландии хорошую погоду и при этом не пригнать сюда весь этот мрак. В Уэльсе сейчас погода действительно мерзкая. Придется попытаться отогнать ее на север, в море. Ну-ка, дайте взглянуть, куда движутся крупные воздушные потоки.
Стоя по грудь в движущейся туманной карте, он взмахнул рукой. Вся картинка слегка выгнулась и поползла в сторону. Сперва показалась неровная полоска серого океана, покрытого волнами и разукрашенного полосками белесых облаков, точно кошка тигрового окраса, а потом изображение качнулось в другую сторону, и появились буро-зеленые Нидерланды и французские королевства, тоже исчерченные полосками облаков.
— Хм, — снова сказал папа. — Ну что ж, не так уж плохо. Все движется на север, но медленнее, чем хотелось бы. Придется подстегнуть.
И он взялся за работу: принялся катать и месить облака, точно пекарь, лепящий булочки, подгребать и подпихивать клочья туч, висящие над океаном, сильными взмахами рук сметая непогоду за Ирландию и Уэльс. В разрывах туч над Уэльсом показалось больше зелени, но тучи продолжали висеть на прежнем месте. Папа потер подбородок и окинул их задумчивым взглядом.
— Извините, ребята, — сказал он, — но единственный способ с этим справиться — это хорошо направленный ветер.
Мы смотрели, как он ходит взад-вперед, иногда до плеч скрываясь в земле и тучах, и создает ветра. Большую часть ветров он устраивал, дуя на облака сильнее или слабее или просто приоткрывая рот и выдыхая. Причем дул он всегда не в том направлении, куда, казалось бы, следовало подуть.
— Это все равно что управлять яхтой, — пояснил он, увидев, что Грундо озадаченно нахмурился. — Чтобы яхта пришла в движение, нужно, чтобы ветер дул в парус сбоку. Вот и здесь так же, только облака всегда перемещаются по спирали, и поэтому иногда приходится поднимать более легкий ветерок, но дующий в противоположном направлении. Ну вот.
Папа привел все в движение резким дуновением, больше похожим на свист, и вышел из стола, чтобы рассчитать время.
Он постоял несколько минут, поглядывая то на свои большие и сложные наручные часы, то на происходящее на столе, потом отошел в сторону и взял свое придворное одеяние. Управлять погодой — занятие куда более утомительное, чем кажется со стороны. По лицу у папы струился пот, и он слегка запыхался. Отец достал из кармана одеяния портативный дальноговоритель, слегка поразмыслил, вспоминая сегодняшние коды, потом набрал код канцелярии королевского дорожного церемониймейстера.
— Говорит Дэниел Хайд, — сказал он ответившему чиновнику. — Дождь прекратится в двенадцать ноль две, но солнечной погоды раньше часа обещать не могу… Да… Почти стопроцентно уверен, но, увы, никак нельзя было обойтись без ветра. Предупредите его величество, что между половиной одиннадцатого и двенадцатью налетит сильный шквал. Около половины первого он уляжется до умеренного… Да, и после этого в течение нескольких дней простоит хорошая погода.
Папа убрал говоритель и улыбнулся нам, облачаясь в свое одеяние.
— Не хотите прогуляться до закусочного автобуса? — спросил он. — Я бы не отказался от чашечки чего-нибудь горяченького и, может быть, парочки сладких пирожков.
Глава 2
Все вышло точно так, как и предсказывал папа. Когда мы отправились на встречу королей, завывал сырой ветер; ветер трепал бархатные юбки и путал одеяния, заставляя придворных спотыкаться. Те, кому полагалось носить головные уборы, до последнего момента держали их в руках, и это было очень неудобно, потому что они, как и все мы, пытались на ходу жевать булочки или пирожки. Сибилла выглядела более растрепанной, чем кто бы то ни было. На голове у нее развевались соломенные волосы, а на шляпке, которую она держала в руке, — зеленые ленты. Она расхаживала взад-вперед, тянула заклинания и орала на курьеров, имевших несчастье попасться ей на дороге, чтобы те отошли за автобусы. Сибилла ходила босой, поскольку она управляла магией земли, а свои бархатные юбки она поддернула повыше, чтобы не замочить их в сырой траве. Ноги у нее были ужасно толстые.
— Смахивает на мешок кукурузных початков, поставленный на два бревна, — без малейшего снисхождения бросил папа, проходя мимо меня по дороге к королевскому шатру.
Он не любил Сибиллу так же сильно, как я. Он говорил, его ничуть не удивляет, что муж Сибиллы от нее сбежал. И потом обычно добавлял:
— Его, бедолагу, еще и хотели сделать новым мерлином. Будь я на его месте, я бы уже давно сбежал. Сибилла, да еще вдобавок самая неприятная должность во всем королевстве! Можно себе представить!
К несчастью, мама, услышав папино замечание, зашлась хохотом и поперхнулась куском пирожка. Я все еще хлопала ее по спине, когда пришло известие, что шотландцы приближаются. Мне пришлось бежать на свое место рядом с Грундо. Мы вместе с прочими детьми, не исполнявшими обязанностей пажей, выстроились в ряд перед королевскими гвардейцами.
К тому времени большинство шатров, за исключением королевского павильона, было уже снято и все автобусы, фургоны, грузовики и лимузины расставлены по трем сторонам огромного прямоугольника, а четвертую сторону оставили пустой. Над машинами шумно полоскались вымпелы. Внутри прямоугольника из машин выстроились королевские гвардейцы — бедняги, они с рассвета чистили амуницию и натирали мелом ремни, зато теперь они смотрелись великолепно: живая полоска алого и белого. А мы, придворные, толпились внутри прямоугольника из гвардейцев, в своих парадных нарядах похожие на цветочную клумбу, и дрожали на холодном ветру. Грундо сказал, что завидует слугам. Они могут сидеть в автобусах и греться, а видно оттуда куда лучше. Наверное, они увидели приближающуюся свиту шотландского короля куда раньше нас.
Все было рассчитано по минутам. Замотанные церемониймейстеры ради этого все утро сверяли расписание по дальноговорителям. Шотландцы появились первыми. Они словно выплыли из-за горизонта, и чем больше они приближались, тем выше и ярче становились. По обе стороны мерно шагали волынщики, дудя в свои волынки. Пение волынок — самый восхитительный звук, какой я знаю. Я была изрядно
