местечком.
Он продолжал бурчать так большую часть пути. Мы не знали, то ли он с нами разговаривает, то ли просто сам с собой, так что мы сидели на скользких сиденьях и время от времени отвечали: «Угу!», «Да ну?», «В самом деле?» и так далее, чтобы Древний Сарум не обиделся, и старались держать лица поближе к окошку, чтобы не так сильно воняло. Но ветер был горячий, так что помогал он не особо.
По-моему, Древний Сарум выбрал странную дорогу. По крайней мере, так сказал Грундо. Но и мне показалось странным, что вскоре перед нами вырос Стоунхендж.
— Взгляните на него! — с гордостью воскликнул Древний Сарум. — Хорошенько, хорошенько глядите. Вот вам настоящая каменная кладка! Вот как надо работать по камню! И можете себе представить: в старые времена все это было мое! Просто плакать хочется, да.
Мы подались к тому окну, чтобы лучше разглядеть Стоунхендж. Грундо вежливо заметил:
— Так значит, вы некогда владели изрядной магической силой!
— Магической силой! — воскликнул Древний Сарум. — Это уже не магия, это трансцендентальная тауматургия, сынок! Действительно, плакать хочется.
Грундо сказал еще что-то вежливое. Я же говорить не могла. Вид сквозь грозовое стекло этого плотного кольца огромных камней, одновременно громадного и маленького, наполненного мощью, подействовал на меня странно. Я приподнялась, чтобы видеть его поверх стекла, в его естественных мощных серых тонах, и обнаружила, что ощущение, которое я испытывала, отчасти было связано с тем, что Стоунхендж пробудил один из цветочных файлов хромой женщины. «Шиповник: места силы». Но все эти знания ускользали от меня, вращались, точно колесо, и передо мной, как спицы, мелькали частицы мудрости. Поначалу я думала, это оттого, что мне сейчас на самом деле не нужно знать о Стоунхендже. Но потом поняла, что дело в другом: этого места не было в файле. Знания хромой женщины восходили к тем временам, когда Стоунхендж еще не был построен. От этого я почувствовала себя так странно, что мне пришлось ухватиться за один из ремней у окна и закрыть глаза, пока мы не проехали мимо.
После этого мы, похоже, ехали в основном по главной дороге, ведущей в Лондон, но каждый раз, как мы подъезжали к какому-нибудь городку, мы сворачивали и принимались петлять между пыльными изгородями по узеньким белым проселкам и на большую дорогу выруливали, только когда городок оставался позади.
— Приходится их объезжать! — бормотал Древний Сарум. — Неохота спорить. Неохота выслушивать все эти «Нечего тебе ездить через меня, ты, гнилое местечко!» Да уж, приятного мало, скажу я вам!
Возвращаясь на главную дорогу, мы катили вдоль темных деревьев, и справа от нас тянулась длинная зеленая линия холмов. Примерно в то время, когда в небе у нас за спиной начал разгораться закат, мы с Грундо обнаружили, что невольно поворачиваем голову в сторону этих холмов. Там что-то было. Мне в голову снова пришел «Шиповник: места силы». Но на этот раз ощущение было еще более странным. Часть силы, что там пребывала, явно была древней уже в те времена, когда хромая леди создавала свои файлы, а части там не было, она была новой и не менее мощной, чем Стоунхендж.
— Что это? — спросил Грундо довольно ошеломленно. — Вон там, в той стороне?
— Понятия не имею, это точно, — ответил Древний Сару м. — Какое-то старье, но ко мне оно отношения не имеет. Я ведь всего лишь гнилое местечко.
Мы ехали дальше, и ощущение постепенно отступало, почти нехотя, как будто нечто пыталось привлечь наше внимание. Закат полыхал во все небо. И вдруг наша машина принялась петлять по дороге, и Древний Сарум завопил:
— Кыш, кыш! Кыш с ветрового стекла, лопни твои глаза! И мы остановились, с воплем и страшным рывком.
— Эй, кто-нибудь, выйдите и прихлопните эту тварь, кем бы она ни была! То ли мышь летучая, то ли еще что! — распорядился Древний Сарум. — А то мне ничего не видно, когда она там.
Мы с Грундо принялись всматриваться в ветровое стекло из-за спины Древнего Сарума, но, насколько нам было видно, там ничего не было, кроме тонировки да разбившейся о стекло мошкары.
— Снимите ее! — взвыл Древний Сарум.
Мы со вздохом выбрались из машины на сумеречную дорогу и внезапно обнаружили, что вокруг пахнет росой и влажным сеном.
— Думаю, он двинулся крышей, — буркнул Грундо, не опасаясь, что Сарум услышит за шумом мотора.
— А может, у него с самого начала крыша была не в порядке, — поддержала я.
Мы подошли к ветровому стеклу. Нам по-прежнему казалось, что с ветровым стеклом все в порядке, пока мы не налегли на длинный коричневый капот, чтобы посмотреть поближе. Какое-то существо, цеплявшееся за дворник, бросилось прочь от нас и попыталось взбежать на крышу машины. Грундо ловко цапнул — и еще немного помог себе магией — и схватил существо за прозрачную перепонку, шедшую вдоль спинки. Он протянул его мне обеими руками. Существо дрожало и было почти невидимым.
— Как ты думаешь, кто это?
— Давайте прихлопните ее! — приказал Древний Сарум, высунувшись из своего окошка.
Существо было живое и очумевшее от ужаса. Оно начало слабо светиться.
— Не надо, — сказала я. — По-моему, это саламандра. Они очень редкие.
— Ой, она накаляется! Думаю, ты права, — согласился Грундо. — Напомни мне успокаивающее заклятие, скорее!
Я принялась читать заклинание, и Грундо подхватил его, как только вспомнил. Мы склонились над дрожащей саламандрой, а Древний Сарум иронически наблюдал за нами из машины.
— Это вредитель! — сказал он. — Она способна подпалить дом, вы же знаете.
— Да, но сейчас она не опасна, — сказала я. — Думаю, ты можешь выпустить ее в изгородь, Грундо.
— Она не хочет, — сказал Грундо. — Она не здешняя. Она заблудилась. Она сбежала из какого-то ужасного места и не знает, куда деваться, чтобы очутиться в безопасности.
— Что она с тобой, разговаривает, что ли? — ехидно спросил Древний Сарум. — Не верь ей! Это просто вредитель. Выкинь ее в траву.
— Не то чтобы разговаривает, — сказал Грундо, — но, думаю, она сообщает мне правду. Родди, нам лучше отвезти ее к твоему дедушке Хайду и спросить у него, что с ней делать.
— Хорошая идея, — сказала я, словно не замечая Древнего Сарума, подававшего мне дурной пример.
Я бы тоже могла начать ехидничать. Я действительно завидовала тому, что Грундо понимает саламандру.
Что касается Древнего Сарума, он снова принялся жутко кривляться, сперва вытянув лицо на манер яйца, потом скорчив сморщенную рожицу щелкунчика.
— Ну, вам же хуже, — сказал он, когда Грундо сел в машину, бережно прижимая к себе саламандру. — Это вы поджаритесь и сгорите, когда эта тварь подпалит машину. Я-то так просто не сгорю!
— Ну, значит, иногда не так уж плохо быть гнилым местечком? — сказала я, тоже садясь в машину.
После свежего росистого вечера вонь в машине сделалась просто невыносимой.
— Так-то оно так, но Солсбери будет просто вне себя, когда я вернусь и скажу, что его любимая машинка сгорела! — отпарировал Древний Сарум.
Он завел мотор и бурчал не переставая следующие миль десять.
— Если он узнает, что я так и не добрался до Лондона, он меня просто убьет! Я лишусь своей хартии и члена парламента, вполне возможно. И я ненавижу запах гари! У меня от него все кирпичи дыбом встают!
— Заткнулся бы ты! — шепнул Грундо.
Он вполголоса читал саламандре успокаивающее заклинание, пока та не взобралась по его руке к нему на плечо и не уселась там, пульсируя от удовольствия. Я так ему завидовала, в салоне стояла такая вонь, Древний Сарум так уныло зудел, что мне отчаянно хотелось вырваться из машины. Я отвернулась и прижалась лицом к открытой верхней половине окна.
Через некоторое время, когда на дороге стало почти темно, я осознала, что по дороге скачет белая лошадь, держащаяся вровень с машиной. Я подняла глаза и увидела, что на лошади сидит всадник в
