Джесс скорчила гримасу. Плохо, когда все ждут от тебя гениальных идей. К тому же на голодный желудок думалось отвратительно. Но при виде злющей кошки, которая сидела под столом, в голове что-то промелькнуло, надо только хорошенько это обдумать… и пусть все немедленно прекратят толковать о еде!
— Клубника со сливками, — сказал Мартин.
— Нет, консервированные персики!
— Да что угодно! — крикнула Джесс. Мысль от нее ускользнула.
Бидди рассмеялась — и превесело. Всем от нее было тошно.
— Ну что ж, — сказала она. — А теперь — у кого зуб?
— А если этот человек сам сознается, — с тоской спросил Громила, — можно будет всем уйти?
— Разумеется, нет! — воскликнула Бидди. — С чего вы взяли? Вы девятеро — мои рабы, и как раз сейчас у меня есть для вас срочное поручение.
— Никакие мы вам не рабы, зелень-охра! — возмутился Громила.
— А кто же вы? — захохотала Бидди.
— Рабы того, у которого зуб, конечно, — ответил Громила.
— Ну, тогда тот, у которого зуб, пусть лучше поскорее сознается, — заметила Бидди. — Он получит блестящую возможность передавать вам мои распоряжения.
Все молчали, пока Джесс не подала голос:
— А тот, у кого зуб, — ему самому можно будет пойти домой, когда он передаст распоряжения?
— За кого вы меня держите? — поразилась Бидди. — Естественно, нет. Мне нужен зуб, мне нужны слуги, и я должна быть уверена, что вы не побежите никому ябедничать. Домой не пойдет никто.
Наступила очень печальная тишина. А потом Мартин сказал:
— Но так же нельзя. Родители будут нас искать. И в конце концов обязательно найдут.
— Почему же обязательно? — поинтересовалась Бидди. — Вы — в моих частных владениях. Их не может найти никто, кроме меня. А хижину пусть хоть вверх дном перевернут, если угодно, — от вас ни волоска не найдут.
«Волосок, — подумала Джесс. — Почему волосок? Почему все время кошка в голову лезет?»
— Поэтому, — продолжала Бидди, — самое время отдать мне зуб. Ведь я его все равно заберу рано или поздно.
Никто ничего не сказал. Бидди некоторое время подождала. Затем она, судя по всему, решила на время отвлечься от зуба.
— А теперь переходим к действительно насущным материям, — провозгласила она. — Фрэнсис Адамс, придется тебе заговорить. Зачем твой отец отправился в ваш старый дом, в дом Мартина Тейлора?
— Не знаю, — ответила Фрэнки. — Наверно, потому, что вы ему велели.
— Я ему не велела, — сообщила Бидди. — Я ему вообще запретила это делать. Он ослушался моего приказа. Я хочу, чтобы ты объяснила мне, почему он так поступил.
— Не знаю, — повторила Фрэнки. — А если бы и знала, не сказала бы, потому что это из-за вас у Дженни плохо с ногой.
— Не может быть! — потрясенно ахнул Стаффорд.
— Это правда, — сказала Дженни.
— И вообще, — поинтересовался Громила, — почему это ее отцу нельзя туда ходить? Он что, ваш, синь-киноварь?
— Мой, — отвечала Бидди. — И тетушка тоже моя. У меня теперь во власти все их семейство, верно, Фрэнсис?
— Нет, — сказала Фрэнки.
— Да, — кивнула Бидди. — Или скоро будет, душенька. У меня ваше наследство, все ваши побрякушки и еще половина денег. Я выдворила вас из дому и не отступлюсь, пока не раздавлю вас всех, словно мокриц. Слышали?
— За что? — закричали хором по меньшей мере шестеро. — Это же просто кошмар! За что?
— Ах, надо же его проучить, — пропела Бидди, — проучить его хорошенько, моего милого мистера Адамса! Он мог жениться на мне, а вместо этого женился на какой-то фифе… Я ее убрала. Я ему покажу, что он потерял.
К этому времени все так разозлились, так устали и так ненавидели Бидди, что ответом ей был оглушительный хохот.
— Ну и ну! — гоготал Громила. — Жениться на вас? Вы что, думаете, вы леди Годива?
— Вы же мерзкая! — воскликнули Джесс и Дженни.
— Да она просто чокнутая! — хихикали Фрэнк и Фрэнки.
— Тили-тили-тесто! Бидди — в фате! Гип-гип, ура! — орала банда.
— Да он наверняка на нее даже не смотрел, — сказал Мартин Вернону, и Вернон согласился.
Бидди ужасно обиделась.
— С меня хватит, — заявила она и снова нацепила очки. — Заткнитесь. Заткнитесь!
Все стихло. Говорить не мог никто.
— Вот так-то, — кивнула Бидди. — А я пойду и проверю, вернулся ли домой этот негодяй. — Она поднялась и снова зашаркала прочь. Кошка выползла из-под стола и попыталась восстановить отношения, потеревшись о сизые ноги хозяйки. Бидди пнула ее и удалилась.
Пятнадцать детей остались сидеть на полу, беспомощно вращая глазами. Настала долгая-долгая тишина. А потом Фрэнк спросил:
— Кто-нибудь может говорить?
— Я могу, — отозвалась Джесс. — А двигаться — нет.
По глазам остальных было видно: говорить они не могут и до глубины души потрясены тем, что Фрэнк и Джесс сохранили дар речи.
— А мы почему можем? — подозрительно поинтересовался Фрэнк.
— Глаза, — ответила Джесс. — Наверное, они все-таки немножко действуют.
— Здорово, — сказал Фрэнк. — Может, это из-за них она не смогла определить, у кого зуб?
— Надеюсь, — вздохнула Джесс. — Он ведь не у тебя, да? У меня тоже нет.
— И у меня, — подтвердил Фрэнк. — Это хорошо, что он сейчас у того, кто не может говорить. Что будем делать. Джесс?
— Давай придумаем, как ее обдурить, — предложила Джесс.
— Не могу, — засопел Фрэнк. — Особенно после того, как она тут хохотала и рассказывала, что она учинила с Адамсами. Меня от нее тошнит, хотя есть хочется так, что руки бы себе обкусал, если бы дотянулся.
— И кошка тоже голодная, — сказала Джесс. — Что можно из этого выжать?
— Я бы и ее съел, — размечтался Фрэнк. — Пусть лучше ко мне не подходит.
Джесс скосила глаза и обнаружила, что кошка сидит на столе и отчаянно вылизывает тарелку.
— Повезло зверюге, — вздохнула она. — Хотя бы подливка досталась.
После этого они долго-долго сидели в беспомощном молчании. Фрэнку показалось, что, несмотря на все неудобства, им удалось чуточку вздремнуть. Он помнил, как Громила и Дженни закрыли глаза. Он очнулся, только когда кто-то начал похрапывать.
Кто бы ни храпел, в ушах у Фрэнка раскатился такой рокот, словно ему зуб сверлили. Он открыл глаза и увидел, что Бидди снова здесь. Она откинула спинку кресла и сделала из него что-то вроде кровати. Рот у нее открылся, очки съехали. Вид был просто жуткий. Кошка сидела на столе и злобно глядела на хозяйку. Судя по всему, она ненавидела Бидди никак не меньше, чем Фрэнк.
— Полностью согласен, — прошептал Фрэнк, и кошка мотнула в его сторону хвостом. — Настолько согласен, что еще раз приношу извинения за те ложки. — Кошка снова мотнула хвостом, но больше ничем не дала понять, что она его слушает.
— Фрэнк, — позвала Джесс.
— Что? — отозвался Фрэнк. Храп и шепот разбудили всех остальных. Глаза у всех были открыты, и Фрэнк понял, как всем худо.
— Думай, — попросил он. — Ради всего святого.
