Глава 4. Семеро Поттеров
Гарри бегом вернулся по лестнице в свою спальню, добравшись до её окна, как раз когда машина Дурслей сворачивала с подъездной дорожки на улицу. Между сидевшими сзади тётей Петуньей и Дадли различался цилиндр Дедалуса. В конце Тисовой улицы машина повернула вправо, окна её на миг ало вспыхнули, отражая заходящее солнце, и она скрылась из глаз.
Гарри взял клетку с Буклей, «Молнию», рюкзак, в последний раз обвёл взглядом непривычно опрятную комнату, бочком спустился в прихожую и поставил клетку, метлу и рюкзак на пол у подножия лестницы. Уже начинало смеркаться, прихожую заполняли вечерние тени. Так странно было стоять посреди неё в тишине и знать, что он вот-вот покинет этот дом навсегда. Давным-давно, когда Дурсли отправлялись куда-нибудь развлекаться, оставляя его дома, часы одиночества воспринимались Гарри как редкий подарок. Задержавшись на кухне, только чтобы вытащить из холодильника что-нибудь вкусненькое, он взбегал наверх поиграть на компьютере Дадли или включал телевизор и перебирал, сколько душа попросит, каналы. Теперь, вспоминая те времена, Гарри ощущал непонятную пустоту — словно то были воспоминания об утраченном младшем брате.
— Может, желаешь в последний раз полюбоваться домом? — спросил он у Букли, которая обиженно сидела в клетке, спрятав голову под крыло. — Больше мы сюда никогда не вернёмся. Тебе не хочется припомнить всё доброе, что здесь с тобой случилось? Посмотри, например, на этот коврик у двери. Какие воспоминания… Дадли вырвало здесь после того, как я спас его от дементоров. И представляешь, оказывается, он всё-таки питал ко мне благодарность. А в прошлое лето в эту дверь вошёл Дамблдор.
Ход мыслей Гарри на миг прервался, а Букля ничем не желала помочь в его восстановлении, она так и сидела, засунув голову под крыло. Гарри повернулся спиной к парадной двери.
— А вот здесь, Букля, — сказал он, открывая дверцу под лестницей, — здесь я спал! Мы с тобой были тогда ещё не знакомы. Батюшки, я и забыл, какая она маленькая…
Он окинул взглядом груду обуви и зонтов, вспомнив, как, просыпаясь каждое утро, видел над собой испод лестницы, украшенный обыкновенно одним, а то и двумя пауками. В те дни он ничего ещё не ведал о своём истинном предназначении, не знал, как умерли его родители и почему вокруг него часто происходят всякие странные штуки. Однако он и теперь помнил сны, не дававшие ему покоя даже тогда: запутанные сны, в которых полыхали вспышки зелёного света, а однажды появился — дядя Вернон, услышав рассказ Гарри об этом, едва не разбил машину — летающий мотоцикл…
Внезапно где-то совсем рядом возник оглушающий рёв. Гарри резко выпрямился и ударился макушкой о притолоку низкой двери. Помедлив, чтобы перебрать кое-какие из самых любимых дядюшкой Верноном ругательств, Гарри, держась рукой за голову, проковылял на кухню и вгляделся через окно в садик за домом.
Сумрак садика словно подёрнулся рябью, сам его воздух дрожал. Затем начали по одной появляться фигуры людей, снимавших с себя Дезиллюминационное заклинание. Центр этой композиции образовал Хагрид, сидевший в шлеме и защитных очках верхом на огромном мотоцикле с чёрной коляской. Окружавшие его люди спешивались — главным образом с мётел, лишь двое прибыли на скелетообразных лошадях с чёрными крыльями.
Рывком распахнув заднюю дверь, Гарри влетел в самую гущу этой компании. Раздался общий приветственный крик, Гермиона обняла Гарри, Рон похлопал его по спине, а Хагрид спросил:
— Порядок, Гарри? К отправке готов?
— Конечно, — ответил Гарри, улыбаясь всем сразу. — Но я не думал, что вас будет так много!
— План изменился, — пророкотал Грозный Глаз Грюм, прижимавший к себе два здоровенных, туго набитых рюкзака, и волшебное око его с головокружительной быстротой обшарило темнеющее небо, дом и сад. — Давайте уйдём в укрытие, а там уж и поговорим.
Гарри провёл гостей на кухню, где они, болтая и смеясь, устроились на стульях, на блистающих чистотой рабочих столах тёти Петуньи, прислонились к её бытовым машинам, где не отыщешь ни единого пятнышка. Рон, высокий и тощий; Гермиона, заплётшая густые волосы в длинную косу; Фред и Джордж с их совершенно одинаковыми улыбками; покрытый жуткими шрамами длинноволосый Билл; лысеющий мистер Уизли с его добрым лицом и кривовато сидящими очками; Грозный Глаз, одноногий, израненный в битвах, с ярко-синим волшебным оком, неустанно крутившимся в глазнице; Тонкс, чьи короткие волосы отливали сегодня излюбленной ею яркой краснотой; Люпин, обзаведшийся новой сединой и новыми морщинами; тонкая и прекрасная Флёр; Кингсли, лысый, чернокожий и широкоплечий; Хагрид с его буйной шевелюрой и бородой, стоявший пригнувшись, чтобы не зашибить голову о потолок; и Наземникус Флетчер — маленький, грязный, вечно пристыженный, с грустными, как у бассета, глазами и спутанными волосами. Гарри оглядывал своих гостей, и его сердце, казалось, расширялось и согревалось: он ощущал невероятную привязанность к ним — даже к Наземникусу, которого едва не придушил при последней их встрече.
— Кингсли, я думал, вы присматриваете за премьер-министром маглов? — окликнул он через кухню старого знакомого.
— Одну ночь как-нибудь обойдётся и без меня, — ответил Кингсли. — Ты намного важнее.
— Ты уже слышал, Гарри? — Забравшаяся на стиральную машину Тонкс повертела в воздухе левой ладонью, на которой блеснуло кольцо.
— Вы поженились? — ахнул Гарри и перевёл взгляд с неё на Люпина.
— Мне жаль, что тебя не было с нами, Гарри. Впрочем, всё прошло очень тихо.
— Как замечательно, поздрав…
— Ладно, ладно, у нас ещё будет время обменяться последними новостями, — грянул, перекрикивая общий гомон, Грюм, и в кухне сразу стало тихо. Грюм опустил рюкзаки на пол и повернулся к Гарри. — Дедалус, полагаю, сказал тебе, что от плана А нам пришлось отказаться. Пий Толстоватый переметнулся на сторону врага, отчего у нас возникла серьёзная проблема. Он добился в Министерстве решения, в силу которого подключение этого дома к Сети летучего пороха, установка здесь портала и даже любая попытка трансгрессии обратились в преступления, караемые тюремной отсидкой. Всё это проделано во имя твоей безопасности, ради того, чтобы помешать Сам-Знаешь-Кому добраться до тебя. И всё совершенно бессмысленно, поскольку ты и так уже надёжно защищён заклятием, наложенным твоей матерью. На самом деле его усилия были направлены на то, чтобы не позволить тебе безопасно выбраться отсюда. Проблема вторая: ты несовершеннолетний, и, значит, на тебя всё ещё распространяется действие Надзора.
— Я не…
— Да Надзор же, Надзор! — нетерпеливо произнёс Грозный Глаз. — Заклинание, которое отслеживает магические действия тех, кому ещё нет семнадцати, позволяя Министерству ловить несовершеннолетних баловников! Если ты или кто-то находящийся рядом с тобой попытается произнести заклинание, способное вызволить тебя отсюда, Толстоватый сразу узнает об этом и Пожиратели смерти тоже.
— Ждать, пока снимут Надзор, мы не можем, поскольку в тот миг, когда тебе исполнится семнадцать, ты лишишься защиты, обеспеченной твоей матерью. Короче: Пий Толстоватый полагает, что окончательно загнал тебя в угол.
Гарри не мог не согласиться с неведомым ему Пием.
— И что мы будем делать?
— Воспользуемся тем транспортом, какой у нас остался, тем, который не отслеживается Надзором, потому что никаких заклинаний не требует: мётлами, фестралами и мотоциклом Хагрида.
Гарри тут же увидел все изъяны этой схемы, однако говорить о них не стал, полагая, что это сделает сам Грозный Глаз.
— Так вот, чары, наложенные твоей матерью, спадают при выполнении одного из двух условий: когда ты становишься совершеннолетним или когда перестаешь считать это место, — Грюм обвёл рукой чистенькую кухню, — своим домом. Ты, твои дядя и тётя отправились этой ночью по разным путям, полностью сознавая, что вместе вам больше жить не придётся, так?
Гарри кивнул.
— И стало быть, когда ты уйдёшь отсюда сегодня, обратной дороги не будет, а чары спадут, едва ты
