Франческа сидела среди молодежи – между помощником Бельдана д'Арнонкура и его обожаемым братом. В этой части длинного стола было оживленно – в немалой степени благодаря ее присутствию. И все же она услышала:
– Пожалуйста, уделите нам внимание, графиня Дуччи-Монтальдо.
Франческа оторвалась от созерцания Бельдана, выбирающего Элеоноре лучший кусок жареного павлина, и посмотрела на назвавшую ее имя флорентийку.
– Извините, я отвлеклась, – поспешила объяснить она.
– Господин Ги утверждает, что вы открыли средство против веснушек. Не поверите, сколько денег моего несчастного Луиджи я переплатила монахам за их снадобья...
Франческа старалась не упускать нити разговора, пыталась смеяться, если это казалось ей уместным, шумно восхищалась, когда приносили очередной деликатес, но взгляд ее неизменно возвращался к тому месту, где сидел Бельдан.
– Французы не показывают носа из ворот Ареццо! – выкрикнул сидевший неподалеку рыцарь, и его громкий голос прокатился по огромному залу. – Не хотят с нами драться. Боятся сира!
Ги поднес к губам серебряный бокал, но Франческа заметила, что он улыбнулся.
– Не так уж и боятся, раз приблизились на сорок миль к его укреплению. И сейчас прекрасно сознают, что им надо либо отвоевывать Тоскану, либо прорываться с боями. Особенно теперь, после смерти Людовика Анжуйского.
– Но разве смерть не положила конец его притязаниям? – спросила Лючия, поразив Франческу знанием обстановки. – Де Кюси нет никакого смысла оставаться в Тоскане.
– Есть смысл, – мягко возразил ей муж. – И не в последнюю очередь – трон Королевства обеих Сицилий, который он жаждет занять.
– Сам де Кюси? – воскликнула флорентийка. – Но он не имеет на это прав!
– Не имеет. Во всяком случае, прямых. Но герцог Анжуйский перед смертью продиктовал завещание в пользу юного сына, а жене повелел блюсти семейные интересы. Мария Британская немедленно послала гонцов к де Кюси, предлагая установить регентство над ее малолетним сыном и обещая свою поддержку.
– Какие энергичные женщины эти британки! – воскликнул пожилой рыцарь Генри Кент. – И как умеют хранить верность своим мужьям! Герцогиня Мария происходит от Джулиенны – любимой незаконнорожденной дочери легендарного герцога-короля Генри Боклерка. Где-то около 1110 года отец выдал ее замуж за Эсташа де Бретея и к свадьбе подарил владения и замок Ивуар. Но когда ее муж взбунтовался против могущественного Боклерка, Джулиенна осталась в крепости со своим супругом. И отказалась сдаться даже тогда, когда Боклерк – представьте себе, француз! – пленил, ослепил и изувечил трех ее юных дочерей. Вот это женщина! Впоследствии мир, естественно, был восстановлен. Наступила осень. Мятежная пара сдалась, и ее ради семейной гармонии простили. В конце концов, герцог любил свою дочь, и не в последнюю очередь за силу характера.
Франческа окинула взглядом стол. Но если кто-нибудь и был потрясен мрачной историей рыцаря, то не подал виду. Лючия прижала ладонь к груди, однако продолжала улыбаться. Гости начали припоминать другие события и между двумя глотками вина извергали на окружающих разные ужасы.
– Говорят, кардинал Конти собирает собственную крестьянскую армию, – донеслось с дальнего конца стола.
– А на что она ему? – прыснул красноносый весельчак Генри. – Петь в полночь его утренние молитвы? Духовное лицо во главе вооруженного войска – такой же абсурд, как бредовая идея, что наш мир круглый.
– Не такой уж это абсурд, – отозвалась мелодичным голосом его соседка – женщина с взъерошенными волосами. – Слышали про Фра Монреале? Он был настоятелем монастыря Святого Иоанна, перед тем как собрал первую в Италии армию. А собрал он ее из ссыльных, дезертиров и других отчаявшихся. И очень неплохо управлялся. Отец рассказывал, что Монреале получил от Венеции сто пятьдесят тысяч золотых флоринов за защиту от Милана.
– Это правда, – подтвердил Генри. – Историю о Фра Монреале я слышал, и не раз. Но вспомните ее конец. Его заманили в Рим обанкротившиеся правители, отняли деньги, судили как бунтаря и вора и приговорили к смерти. – Глаза рыцаря блеснули. – Однако этот плут не подкачал и на эшафоте: взошел с высоко поднятой головой. Он был облачен в коричневый бархат с золотым шитьем и привел личного лекаря, наказав ему проследить, чтобы кровь не брызгала во все стороны и не испортила представления.
Стол разразился хохотом.
– Да, – раздался негромкий голос подле Франчески, – красивая сказка. Но все, что я слышал о таинственном кардинале Конти, свидетельствует об одном: если он собирает армию, то делает это с определенной, хорошо известной ему целью. И даже если разделяет страсть Фра Монреале к роскоши, не позволит мирским соображениям сбить его с толку.
Франческа почувствовала, что настрой так волшебно начавшегося вечера разлетелся вдребезги. Оказалось, что одной новой золотой туники недостаточно, чтобы ощутить единство с этим воинским кланом. Все пятьдесят сидевших за столом славных рыцарей продолжали разговаривать о сражениях и турнирах, словно их совершенно не трогали неотделимые от войн горе и боль.
Смерть, увечья и ранения были знакомы Франческе, но она не хотела о них вспоминать. Не видела никакой романтики в том, как лечила от ран одного за другим любимых братьев или слышала, как неуклюже ходил на искалеченных ногах ее отец. Она не забыла костра, когда чума довершила то, что начал рыцарский меч.
Завтра она разбудит мать пораньше, и они отправятся в Бельведер – место истинного мира и покоя. Франческа снова покосилась на ту часть стола, где под родовыми знаменами восседал хозяин дома, и у нее привычно заныло в груди: графиня де Монфор пила вино. Вот она опустошила серебряный кубок и нетерпеливо махнула слуге рукой, чтобы тот наполнил его опять. Вряд ли кто-нибудь замечал, что мать пьянела, но Франческа видела, как нервно подергивались ее пальцы, как Бланш то и дело подносила руку к своим светло-пепельным волосам и как стекленел ее печальный взгляд. Что-то шло не так, совершенно не так.
