– Лучше вовсе не думать. Завтра что-нибудь узнаем и тогда решим – возвращаться назад или идти вперед по дороге.
– А другие женщины? Что сталось с ними?
– Завтра все прояснится.
Франческа смирилась – завтра наступит очень скоро.
– Ненавижу такие дни, как сегодняшний!
Слова Беллы взорвались у нее в голове и отвлекли от тяжелых мыслей о недавнем сражении. Графиня ждала, понимая, что Белла намерена продолжать.
– Вы живете в провинции и в вашем распоряжении целый замок. А в городе, во всяком случае, там, где родилась я, когда начинается сырость, наступает сплошной ужас. Дом родителей неподалеку от Арно, и в дождь крыша как решето. Иногда просыпаешься утром, а деревянные башмаки плывут тебе навстречу. Я давным-давно ушла оттуда, но каждый раз в дождь вспоминаю тесноту и убогость родительского дома. Как же мало в нем воздуха! Я радуюсь, что живу на улице. По мне, куда хуже выглядеть респектабельной, привязав себя к иголке и шитью портнихи. – Белла помолчала. – Мать только жалко. Смышленая женщина. Любила слушать всякие истории, а потом чудесно их пересказывала. Это она назвала меня Беллой. Кто-то ей сказал, что так звали мать Данте, и она приберегла это имя для меня – своего первенца.
Франческа кивнула и вдруг напряглась: ей почудился шум снаружи – словно хрустнула под ногой ветка. Затем снова наступила тишина, и она успокоилась.
– Знаете, – улыбнулась Белла, показав деревянный зуб, – я еще ни разу не разговаривала с благородной дамой.
– Какая из меня благородная дама? – рассмеялась графиня Дуччи-Монтальдо. – Но я рада нашей встрече – ты знакома с войной и знаешь, когда надо удирать. По всему выходит, я обязана тебе своей жизнью.
– Не мне, а сиру, – поправила ее Белла. – Это он оставил вас в тылу. Знал, что с нами вы будете в безопасности. А теперь будьте хорошей графиней, сходите за хворостом, а я наведу здесь порядок. Натяните на голову шапочку. К вам не пристанут, если решат, что вы мальчик. И от дождя спасет.
Однако найти сухие дрова оказалось непросто. Отчаявшись, Франческа купила несколько поленьев у живущей на отшибе, в стороне от тропинки, вдовы. Женщина заломила непомерную цену, но графиня заплатила, порадовавшись, что в ее кошельке нашлось необходимое количество монет. У той же старухи она разжилась огнивом и горстью сушеных бобов. Дорогие покупки, но они того стоили. Франческа с, удовольствием думала, как удивится Белла, когда увидит, что и на этом пустынном склоне она раздобыла все необходимое. Она так увлеклась своими мыслями, что не сразу поняла, что в их хижине были посторонние.
– А вот и ее братец! – От французской речи у Франчески в жилах похолодела кровь. Ее скрутили, связали за спиной руки, протухшей тряпкой заткнули рот и без всяких усилий затолкали в угол. Больно ударившись плечом о каменную стену хижины, Франческа вскрикнула. С трудом села и стала искать глазами Беллу. Та находилась в противоположном углу, но поскольку комната была крохотной, они были совсем рядом; разделяли их фигуры троих мужчин.
Белла пыталась бодриться, но ее взгляд выражал неподдельный ужас. Франческа отвернулась и обомлела: рядом с тремя солдатами стоял не кто-нибудь, а Симон Мальвиль. Подчиненные явно ждали его приказаний.
– Мальчишка пусть остается, – распорядился он, едва повернувшись в сторону Франчески. – Пусть поучится.
– Не трогайте меня! – завопила Белла, нарочно отползая подальше от Франчески.
– Это почему? – зарычал один из солдат. И, заручившись одобрением начальника, расстегнул пояс. – Мы хотим от тебя всего лишь одного: профессиональных услуг – и ничего больше! И хорошо заплатим – добрыми французскими ливрами, которые не чета дурацким тосканским флоринам.
Стягивая куртку, он наступал на Беллу, а та все пятилась и пятилась назад. И озиралась, как загнанный кролик, и, как кролик, прыгнула к двери. Но француз был проворнее и оказался на пороге раньше. Ему понадобилась недюжинная сила, чтобы удержать извивающуюся пленницу. А когда он попытался привлечь ее к себе, Белла плюнула ему прямо в лицо. Солдаты разразились хохотом. Но громче всех смеялся Симон Мальвиль. Француз снова потянул к себе Беллу. Они кружили по комнате и оказались рядом с Франческой. Графиня подставила насильнику подножку, а когда тот растянулся на полу, изо всех сил ударила каблуком сапога в голень.
Огромный детина взревел от боли и ладонью отвесил обидчице оплеуху, да так, что у Франчески потемнело в глазах. Но она усилием воли заставила сознание вернуться – к сердитым воплям солдата и смешкам его приятелей. К Белле. Тем временем ее компаньонка подползла к Симону Мальвилю, встала перед ним на колени и взмолилась:
– Спасите нас, господин. Мы не совершили ничего дурного. Позвольте нам уйти.
Мальвиль изучающе посмотрел на нее и внезапно сильно ударил сапогом.
– Прочь от меня, шлюха!
Белла охнула и повалилась навзничь. Франческа забыла собственные страхи и во все глаза смотрела на француза. Но на лице Мальвиля не отразилось ничего: ни злобы, ни торжества, ни удовольствия садиста. Он перешагнул через извивавшуюся Беллу и направился прямо к Франческе.
– Ну-ка, живо! – приказал он второму солдату. – Поставь на ноги этого юношу и зажги фонарь. Я хочу на него посмотреть.
Сильные руки схватили Франческу и подтащили к Мальвилю. От солдата пахло мочой и потом. Она не сопротивлялась и старалась не думать об искалеченной Белле. И все свое внимание сосредоточила на человеке, которого однажды поневоле поцеловала. Фонарь почти обжег ей щеку.
– Сними с него шапку! – раздался голос Симона Мальвиля.
Волосы рассыпались по ее плечам, но Франческа не отвела взгляда от Мальвиля. На мгновение француз остолбенел, но тут же взял себя в руки.
