Каскийской, а та очень близка к кардиналу. Леди Беатрис как-то упоминала, что они вместе росли. Но не только дамы Корсати и Донати обожают кардинала. Во Флоренции все отзываются о нем хорошо. Например, в твоем палаццо.
– У меня не сложилось собственного суждения по поводу добродетелей Конти, – пожал плечами Арнонкур. – И я ими не интересуюсь. Это де Кюси пришло в голову, что именно Конти организовал к собственной выгоде тосканское побоище. А то, что выгодно Конти, во вред наследнику герцога Анжуйского и самой Франции. Но какова бы ни была их цель, сегодняшняя игра мне на руку.
– Почему?
– Потому что она залог моей свободы, – коротко ответил Бельдан. – И залог свободы моих людей. Никого из них не возьмут в заложники.
Франческа заставила себя задать вопрос, который ей меньше всего хотелось задавать:
– И что же потребовал де Кюси в обмен на свое великодушие?
– Чтобы я отправлялся туда, куда я и без того намеревался отправиться. В Рим. – Бельдан впервые за весь вечер посмотрел Франческе прямо в глаза. – Ги там. Судя по твоим словам, Мальвиль тоже там. Сир де Кюси попросил меня стать его соглядатаем. Это слово, естественно, произнесено не было, но смысл именно таков. Де Кюси желает, чтобы я разобрался, порядочны ли намерения Конти с точки зрения Франции. И считает, что я в состоянии с этим справиться. Он знает, что именно Ги обеспечивал Мальвиля точной информацией.
В голосе Бельдана послышалась горечь, а Франческа почувствовала, как все в ней напряглось.
– Это путешествие отвечает и моим собственным планам, – продолжал Арнонкур через несколько секунд. – Я хочу разыскать брата и услышать правду из его уст. Остается шанс, хотя, как я понимаю, ничтожный, что Ги неправильно поняли. Вдруг существует простое и ясное оправдание тому, что на первый взгляд показалось изменой. Я молю Всевышнего, чтобы это было так. Иначе...
– Что иначе? – испугалась Франческа.
– Иначе мне придется его убить.
Она сразу же вспомнила о долге, о длинном списке тех, кто зависел от нее. О Бланш. О Лючии, которая носила под сердцем ребенка погибшего мужа. О находившейся при смерти Белле. И даже о Бельведере – любимом доме, где она так долго не была и о котором почти не думала столько месяцев. Знакомые голоса звали обратно, настойчиво тянули назад, но Франческа знала, что обязана идти вперед. Она внезапно поняла, что хотела бы делать.
– Возьми меня с собой.
Бельдан прикрыл руками лицо, но глаза поверх пальцев оставались ледяными.
– Зачем тебе это? Ради своего ненаглядного Ги? Надеешься отговорить меня убивать брата?
– Надеюсь. Но не ради него, а ради тебя.
Глава 21
На следующее утро, еще до восхода солнца, сир Арнонкур подъехал к дому уважаемой Буоно явно не в лучшем настроении. С пришедшей в волнение и польщенной хозяйкой любезностей не разводил, а с ее мужем, пожалуй, был даже груб. И о здоровье Беллы едва спросил.
– Будет жить, – ответила Франческа и даже ойкнула – так решительно и без всякой галантности он забросил ее на приведенную лошадь. – Доктор Москато сказал, что для полного выздоровления потребуется несколько месяцев, но она, безусловно, поправится, хотя не настолько, чтобы вернуться к прежней профессии. Но может быть, это даже к лучшему. Белла сказала, что собиралась изменить свою жизнь, и что ты ей в этом помогал.
В ответ Бельдан что-то проворчал. Выезжая из ворот, он не смотрел на Франческу.
– Я дал деньги на уход за Беллой – и этой скряге Буоно, и лекарю. Врач мне понравился. К тому же он предложил оставить Беллу у себя. Будет ее учить, а потом намерен дать работу.
– Хороший человек, – отозвалась Франческа. Но она имела в виду не только Якопо.
Через два дня после жестокого сражения его следы стали стираться с окрестных холмов, и в самом городе накал вражды утихал. В домах и лазаретах французы лежали бок о бок с солдатами Золотого войска, и их лечили с одинаковым усердием. Арнонкур оставил изрядную толику золотых флоринов, чтобы так продолжалось и дальше. Стефано помчался во Флоренцию сообщить о поражении и утешить родственников погибших. Армия же до возвращения Бельдана после выполнения миссии в Риме оставалась в умелых руках Кристиано. Весть об отъезде сира д'Арнонкура вызвала беспокойство: и Франческа, и его помощники опасались ловушки. Но все они понимали, что отговорить Бельдана невозможно. Поэтому никто даже не пытался. А Ги склоняли кто как мог, из уважения к его брату все же надеясь, что он докажет свою невиновность.
– Я послал письма матерям и вдовам погибших, – наконец заговорил Арнонкур. – Это самая трудная часть сражения: писать похоронки, когда сам остался невредим. Среди прочих отправил и женщинам Донати. Бедная Лючия! Ее и Элеонору теперь некому защищать! Конечно, сестры могут оставаться в моем доме столько, сколько захотят. Хоть всю жизнь. Я определил им достаточное содержание на случай, если не вернусь во Флоренцию. Но это все материальные вещи. Уверен, что сейчас они для них не имеют значения. Лючия любила мужа, а он любил ее. И вот его не стало.
Они ехали по тосканской равнине, которая с наступлением холодов необыкновенно оскудела и превратилась из сочно-зеленой в безжизненно-серую. По нависшему над их головами небу быстро проносились сплошные снежно-белые облака. Ни птиц, ни крестьян на полях, ни скотины на пастбищах – никаких признаков жизни. Глядя на эту безжизненность, Франческа поежилась.
– Ну вот, как обычно, – проворчал Бельдан, хотя был погружен в свои мысли и, казалось, едва замечал спутницу. – Опять оделась в дорогу слишком легко. Что теперь делать? Придется искать подходящий плащ и рубашку. Никогда не думаешь о практичных вещах. Все на мне: и армия, и лошади, и ты. Хорошо еще, что не отправилась в том, в чем была вчера. Или в мальчишеском платье.
– Извини, – искренне расстроилась Франческа. – Не хотела быть тебе обузой.
– Обузой? – Он молитвенно воздел очи к небу. – Ты плохо представляешь, какая ты обуза. Вчера, когда
