что он теперь скажет, будет зависеть многое. Как он решит, так и будет. Поэтому ваше оправдание безосновательно. Отсутствует исходная посылка.
— Вы сами есть доказательство моим словам, — пришел ответ.
Виргилий начал новую атаку.
— Во-вторых: не будучи сами причастны к Упорядочиванию острова, вы вмешивались в процесс с самого начала и продолжаете это делать. Зачем вы здесь? Вы никому не нужны; остров — не ваша концепция, поэтому, по вашим же правилам, вмешательство в местные процессы Упорядочивания может идти только во вред. Наблюдатели нам тоже не нужны. Что скажете на это?
Молчание длилось несколько минут. (Взлетающий Орел, лишенный возможности слышать половину сверхъестественного диалога, терялся в самых ужасных догадках). Затем в голове Джонса снова зазвучал голос горфа, на этот раз медленный и угрюмый:
— Это удар ниже пояса, мистер Джонс. Вы раздражены и не можете судить трезво. Ваше первое обвинение нужно было бы пустить во вторую очередь, но горячность помешала вам все взвесить. Теперь один ход оказался лишним. Но, как бы ни было, счет очков вещь строгая. И счет есть счет. Счет есть счет. Счет есть счет. Счет есть счет.
Голос, несколько раз монотонно повторивший одну и ту же фразу, был голосом проигравшего. Виргилий, внезапно проникаясь сочувствием к невидимому странному существу, спросил:
— Но, Мастер — если вы знали, тогда зачем?…
— Не стоит называть меня Мастером. Мастер не поступил бы так.
— Однако в нашем случае это сделал именно Мастер, — упрямо гнул свое Виргилий. — И я хочу знать причины.
Горф ответил просто:
— Мне нравится ваш мир.
Виргилий попытался представить себе пейзаж планеты Тера. Пустынный. Безжизненный. Не за что зацепиться глазу. Естественно, что такое высокоразвитое существо как горф предпочло своей родине изящную усложненность острова Каф.
— Мастер, — тихо проговорил он наконец, — я должен попросить вас покинуть нашу землю.
Ответ горфа был резким. Его голос звучал напряженно.
— Я не уйду. Я хочу остаться.
— Тогда, — продолжил Виргилий, чувствуя, что все его тело ломит от усталости, — я вынужден Упорядочить вас вон.
Из пустоты донеслось что-то вроде глухого смеха.
— Может быть, я и потерял форму, но не настолько, — отозвался горф. — Вы одержали временную победу благодаря моему непростительному отступлению от Правил. Но победить меня в Упорядочивании невозможно. Даже не надейтесь.
Взлетающий Орел увидел, как Виргилий Джонс поднялся на ноги. Могильщик прикрыл лицо руками, и в тот же миг с ним случилась странная вещь: он словно бы
Мистер Джонс вырос в
Единственная фраза, при помощи которой можно было бы объяснить происшедшее, имела любопытный второй смысл.
Не только мне приходится сражаться, подумал Взлетающий Орел; но Виргилий Джонс слаб, а я готов к борьбе. Кроме того, противник Джонса явно опытен и силен.
Мысли Виргилия Джонса неслись приблизительно в том же направлении; но он, еще не отойдя от недавнего приключения, был опьянен победой в споре. Другие измерения неудержимо влекли его, он так давно не пускался во всяческие похождения. Вот оно. Боль.
Виргилий Джонс повернулся лицом к горфу.
— Мистер Джонс, — проговорил тот. — Позвольте одно слово перед началом поединка. На тот случай, если вы одержите победу.
— Слушаю? — ответил мистер Джонс. (Что это — очередное коварство?)
— Не только я на этом острове вмешиваюсь не в свои дела, мистер Джонс. Есть и другой. Боюсь, что это вы, мистер Джонс.
Виргилий ничего не ответил, но было ясно, что горфу удалось его задеть. Возвращение из измерений к нормальной жизни уже не проходит для него бесследно. Он так ослаб. Его так легко вывести из себя.
— Интуитивная догадка, мистер Джонс, ничего более, — продолжил бестелесный голос. — Насколько я понимаю, вам тоже придется принять участие в Итоговом Упорядочивании. Это ясно как день. Не находите, что это придает нашему поединку приятную симметрию, а, мистер Джонс?
— Давайте приступим, — отрезал Виргилий Джонс.
Для Взлетающего Орла, по-прежнему тихо наблюдавшего за происходящим из-за ствола ближайшего дерева, дальнейшее не отличалось особой насыщенностью событиями. Не имея опыта проникновения во Внешние Измерения, он не мог наблюдать непосредственный ход поединка. Виргилий Джонс застыл неподвижно, точно каменное изваяние, склонив голову к груди, подняв руки и выставив их перед собой ладонями вперед, словно человек, толкающий тяжелую дверь. Внезапно, без предупреждения, он ничком рухнул на землю. Его тело неподвижной грудой замерло на поросшей мхом земле.
Взлетающий Орел бросился вперед.
Виргилий Джонс медленно, с трудом пришел в себя.
— Не о чем беспокоиться, — прошептал он. — Это даже схваткой не назовешь. Безнадежно. Вошь, пытающаяся изнасиловать слона. Я не смог Упорядочить его, не смог изгнать отсюда. И никому из людей это не удастся, по крайней мере в ближайший миллион лет. Это его игра.
— Но где же он? — спросил потрясенный Взлетающий Орел, оглядываясь по сторонам.
— Кто знает, — ответил Виргилий. — Да это и не важно. Он нас больше не тронет. Первый раунд, как бы там ни было, остался за нами. Кто избавит меня от этого надоедливого горфа? — крикнул он, и эта попытка шутить вызвала жалость у Взлетающего Орла.
Что-то случилось с лицом Виргилия Джонса. Последнее поражение не только обессилило его, но и лишило чего-то гораздо большего. Этот Виргилий Джонс вновь стал похож на того человечка, с которым Взлетающий Орел познакомился в прибрежной хижине: такой же неуклюжий, нерешительный и косноязычный. Отважный покоритель Внутренних Измерений исчез, опять скрылся под маской вечного неудачника.
— Виргилий, — вымолвил Взлетающий Орел. — Виргилий. Спасибо вам.
Виргилий Джонс всхлипнул.
И снова потерял сознание.
Пациент и заботливая сиделка поменялись ролями.
Глава 27
Так-то. Когда-то был. Раньше. Гроза титек и филейных частей. Да, я. Они сами шли ко мне. И ублажить их труда мне не составляло. Они приходили ко мне, и я ублажал их. Без труда. Кто-то любил нежности, а кто-то ценил крепкую руку, просил посильнее. Но так или эдак, а главным оставалось внимание, ведь внимание они ценят больше всего — от этого и кончают. Поднимаемся на вершину блаженства. Мягко, осторожно и медленно, на самую вершину. Груди похожи на пару горных пиков- близнецов, сами просятся в руки, вершины их подаются под моими руками. Все мое. Эх, благодать. А что теперь? Сколько я уже не использовал его? Полная атрофия. Похотливый козел, вот ты кто. А раньше, бывало, удержу не знал!
